И мы дружно принялись рыться в карманах.
– Мне сдавать не надо, сегодня вечером в зале купите на них печенья и чая, будем ваши ошибки разбирать.
– Форма может не успеть высохнуть, – спросил у тренера кто-то из ребят.
– Приходи, значит, без формы, – выдохнул Кузьмич. – Всё, в девятнадцать ноль-ноль всех жду. Не прощаемся.
И все стали расходиться кто куда, один я остался стоять.
– Ты чего ждёшь? – спросил у меня Гена.
– Не помню, куда идти.
Наверное, это прозвучало глупо, но Геннадий уже привык.
– Погнали, мы с тобой в одном общежитии живем, – усмехнулся товарищ.
Я следовал за ним, держа руки в карманах. Пятница, третье июня 1983 года, городок Ворон встретил меня теплым солнцем, мирно ездящими редкими автомобилями, полупустыми автобусами и округлыми, похожими на буханку хлеба лупатыми фарами, красно-белыми трамваями, длинными троллейбусами с гармошкой посередине.
– Ген, расскажи мне про город, пока идём.
– Ха, будто изложение пишу, за что мы любим Ворон, – широко улыбнулся товарищ по команде и начал рассказывать.
Из рассказа я понял, что градообразующим предприятием было, конечно же, АЭС, расположенное на берегу огромного озера со странным названием Бабий куст. Озеро являлось бессточным и изобиловало родниками. Левее город обвивала река Дон. Городом, кстати, Ворон стал буквально год назад, до этого нося статус посёлка городского типа.
Мы шли по пустому парку, а слева и справа от нас пустовали деревянные лавочки с литыми боковинами из металла, чугун застыл в виде каких-то листьев и подобии крупных цветов. У каждой располагались такие же чугунные мусорные урны-перевёртыши. Зеленая трава, ёлки с покрашенными снизу белыми стволами. По обеим сторонам парка была проезжая часть, тоже не шибко-то загруженная. Однако редко встречающиеся машины отличались разноцветностью и отсутствием иномарок. «Запорожцы», «москвичи» и «жигули», редкие желтые «волги» и преобладающий, почти пустой общественный транспорт.
Спокойный городской ритм казался чем-то немыслимым: людей на улицах, как и огромного потока спешащих куда-то машин, не было. Никакой рекламы, лишь крупные буквы над фасадами широких витрин ПРОДУКТОВЫЙ, ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ, ПАРИКМАХЕРСКАЯ и все выполненные в одном стиле, как и дома, в которых они находились.
Почему народа на улицах так мало, я спрашивать у Гены не стал, и так понятно, что все на работе – пятница, десять утра.
Общежитие Вороновского приборостроительного техникума, серая пятиэтажка с одним входом, смотрела на утренний мир открытыми окнами и кое-где, словно флаги, колышущимися на лёгком ветерке занавесками. Всё просто, где живут девочки, там окно поаккуратней, где парни – поаскетичней.
Внутри нас встретила узкая проходная с вращающимся турникетом и остекленной комнатой вахтерши, в которой как раз сидела бабушка со спицами и какой-то недовязанной заготовкой.
– Здрасте, Мария Ивановна! – поздоровался Гена.
– Здрасте! – продублировал я, проходя через вращающиеся «трубы».
– Здрасьте-здрасьте, спортсмены. Как выступили?
– Да ничего, выступили нормально. В следующий раз лучше съездим! – ответил Гена.
– Лучше бы учились лучше! Двоечники!
– Троечники, Мария Ивановна! – весело улыбаясь, поправил её Гена.
– Завтра на субботник чтоб пришли!
– Придем, – пообещал я.
Пройдя турникет, мы направились к лестнице, и я, повернув голову направо, заметил несколько стендов.
«Уголок коменданта» с расписанием работы общежития и правилами поведения в оном, я даже остановился, чтобы прочесть. Но Гена меня окликнул:
