Сквозь мучительно сонную пелену, я вдруг различил негромкий, отчетливый звук.
Тук-тук, тук-тук… Поезд, что ли?
Вдалеке раздался протяжный гудок, вместе с этим послышался невнятный гул, топот обуви, шорох.
Прислушался – ну точно, неподалеку звякает ложка, активно что-то размешивая в стакане, где-то справа чьи-то голоса, смех детей. Звук игры на баяне. А совсем недалеко громко закудахтала потревоженная курица.
Что?! Какая, к черту, курица?!
– Эй, Медведев! Медведев, ты живой, а? – совсем рядом со мной раздался взволнованный голос.
– Пацаны, да он похоже того… помер! – второй голос, но уже чуть поодаль. – Лежит, не шевелится даже!
– Ай, Снегирев, отвали! – раздраженно произнес третий голос. – Живой он, пульс прощупывается…
– Сбегайте к проводнице, спросите нашатырь. У нее в аптечке должен быть!
Снова раздался чей-то удаляющийся топот. Мерный стук не прекращался.
– Не, вы видели, как он грохнулся с верхней полки, а?! Да после такого удара шею можно свернуть и все ребра переломать!
– Да не, он вчера на ковре так летал, что уже привычный!
– Медведев! Саня, эй… – ощутил, что меня тронули за плечо. Но я же не Медведев!
Внезапно почувствовал тупую, ноющую боль в голове. Меня резко затошнило. Во всем теле ощущалась какая-то слабость, а в районе спины и ног стало как-то совсем неудобно. Что-то мешало. Отдельные части тела включались, как будто бы по команде. Что за ерунда?
Мозг работал как-то вяло, неохотно. Со скрипом. Реальность как-то не сочеталась с последними событиями… совсем не сочеталась.
Сначала я вообще ничего не понял – какой, к черту, поезд?! Какие еще куры? Какой баян? Меня же машина сбила, когда я ребенка спасал, что на санках вылетел на дорогу и едва не погиб. Не погиб же, да?
Я потихонечку открыл глаза, впуская в наполненное мутной болью сознание, мерцающее пространство плацкартного вагона. Поморгал пару раз. А еще я увидел перед собой взволнованные лица.
– О, живой! – обрадовался ближайший ко мне парень, с широким, как блин, лицом и растрепанными рыжими волосами. – Саня, ты как?!
– Нормально… – сделав усилие, ответил я. Сразу же ужаснулся тому факту, что вообще не узнал собственного голоса. Он и близко не был похож на мой настоящий голос, к которому я привык за многие годы.
Очень резкий контраст, который понять с ходу просто невозможно.
– Давай, поднимайся! Ничего не сломал? – теперь я увидел второго. Этот был коротко стриженный. – Болит что-нибудь?
– Голова гудит, кружится. Мутит.
– Пацаны, давайте поможем!
Меня посадили на полку. И я окончательно убедился, что нахожусь в движущемся поезде. А точнее, в плацкарте.
Вагон мерно покачивался из стороны в сторону. И это окончательно сбило меня с толку: как я оказался в поезде?
Ладно бы только это, но следом за звуками неожиданно включилось и обоняние – запахи навалились целым букетом. Отчетливо различался запах беляшей с мясом и луком, грязных, носимых минимум неделю носков, еще пота и вяленой рыбы. Ох черт, ну и шлейф…
Сделав над собой усилие, я посмотрел на собственные ноги и маленько обалдел. На мне были поношенные серые кеды и мятые спортивные штаны, с двойной белой полосой на боках. Выше – клетчатая светлая рубаха с оранжево-желтыми пятнами неопределенного характера на груди. Помидор, что ли?
Я зажмурился и, открыв глаза, вновь убедился, что поезд никуда не делся. Точно так же никуда не делись и трое парней, одетых, словно по моде начала девяностых годов, а то и раньше. Перевел взгляд на окно и застыл в ступоре – там, постоянно смазываясь от скорости, бежала непрерывная череда зеленой травы и деревьев, а также медленно поднимающееся над их кронами солнце и голубое небо.
