Я – человек. Роман об эмиграции - страница 26
Вот и теперь, когда ей уже исполнилось тринадцать лет, когда она стала девушкой, ей было одиноко в ее девичьих переживаниях. Она недружелюбно разглядывала свои зеленые глаза и путающиеся друг с другом ресницы (было бы лучше, если бы они были прямыми), несколько крупноватый нос (ни у кого в классе нет такого носа, и только она с ним, как дура), пышные каштановые волосы (ни помыть толком, ни расчесать: торчат, словно куст), маленькую, еще детскую, только начинающуюся развиваться грудь (ну что за грудь, просто ужас: половина девчонок уже лифчики надевает, а у нее грудь – с гулькин нос), округлые ягодицы (толстуха несчастная). И только ногами осталась довольна. Придраться было не к чему. Легла в постель, долго ворочалась, вздыхая, и только на рассвете уснула.
Утром Борис растолкал еще пребывавшую в глубоком сне дочь: «Вставай, Ниночка! Мы же сегодня уезжаем в отпуск. Надо еще собраться!»
Борис с Ниной решили летом поехать на месяц в Грузию. Благодаря тому, что Моисей с Розой двадцать лет пробыли в Закавказском военном округе, Грузия стала самым любимым местом отдыха Гольдбергов. Еще студенткой Ляля ездила каждое лето к своей сестре в грузинскую деревню, общалась с теплыми, гостеприимными людьми, жившими по соседству с Розой, и крепко подружилась с ними. Ляля и Борис через год наведывались к своим грузинским друзьям и возили туда Олега. Но с тех пор, как появилась на свет Нина, они больше там не бывали. Зато друзья их не забывали и приезжали к Гольдбергам время от времени зимой. Так что Нина хорошо знала и тетю Кето, и дядю Валико, и многих других.
Нина быстро вскочила и принялась укладывать свои немногочисленные наряды в небольшой чемодан. «Не забудь шапку от солнца!» – крикнула из кухни Ляля.
В купе, в котором Нине и Борису предстояло ехать тридцать шесть часов, больше никого не было. «Вот бы никто не пришел», – мечтательно сказала Нина, не желая, чтобы кто-то незнакомый подселился к ним. «Так не бывает, – сказал Борис и пояснил, – сейчас время отпусков. С билетами напряженка. Наверняка, кто-нибудь подсядет». Борис оказался прав. Через некоторое время, ночью, в купе зашли две женщины, одна – пышная, грудастая, с веселыми ямочками на щеках, и другая – высокая, худая и бледная. Завидя высокого, интересного, кавказского вида мужчину, они смутились. Но Борис, у которого никогда не было проблем в общении с женщинами, несколькими веселыми шутками и рассказами из своей биографии быстро заслужил их доверие. Женщины представились. Толстушку звали Людмила, а худую – Вера, они рассказали, что едут на море. Права была Ляля, когда говорила о своем муже: «Нет на свете ни одной женщины, с которой Борис не нашел бы общего языка». Она никогда не сомневалась в верности и порядочности своего мужа и, глядя на то, как другие женщины тянутся к нему, не ревновала.
Под стук колес и свет дорожных фонарей прошла первая Нинина ночь в скором поезде, несущемся из пыльной и многолюдной Москвы в теплый и зеленый Тбилиси. Она вышла утром в коридор вагона и, опустив окно, выглянула. Ее волосы заметались по ветру и лицо обдало прохладным утренним воздухом. Она быстро закрыла окно и почувствовала чей-то пристальный взгляд. Недалеко от нее, у другого окна, стоял мальчик, примерно того же возраста, что и она. Он с интересом смотрел на нее, как обычно смотрят на своих сверстников дети, приглашая к игре. Нина тоже посмотрела на него. Он не смутился и не убрал взгляда. Почувствовав неловкость ситуации и не желая первой трусливо опустить глаза, Нина улыбнулась ему. Мальчик улыбнулся в ответ и произнес: «Гамарджоба!» Нина не знала, что это значит, но поняла, что он поприветствовал ее. «Привет!» – ответила она. Дверь одного из купе приоткрылась, и в коридор выглянул высокий, пузатый, уже начинающий лысеть мужчина. Он крикнул мальчику: «Дато, моди ак!», и мальчик ушел в купе. «Красивый парнишка!» – услышала Нина голос позади себя. Людмила, которая вышла из купе, стала невольным свидетелем маленького детского диалога. «Какие глазищи огромные, черные, буйные, а ресницы какие длиннющие, – стала перечислять она достоинства мальчика. – А на тебя-то как смотрел!» Нина покраснела и опустила глаза.