Я грустью измеряю жизнь - страница 4



Мне отвечает: «Так надо. Так надо».
Я вспомнил: чтобы врага победить,
Надо из него сделать друга,
И дабы это в жизнь претворить,
Позвал её: «Слушай, иди сюда, подруга!»
Мы в бешеной скачке неслись
Навстречу красной заре экстаза,
И когда наши тела её прошли,
Я восхищенно воскликнул: «Какая баба!»
Утром проснулся – она рядом лежит
И уже ничем не беспокоится.
Видимо, я её «бес» лишил,
И стала она томною «сонницей».

Рассвет

Самое чистое время – рассветное,
Когда ещё не проснулась река.
В воздухе висит что-то Заветное,
И тихо внемлют ему берега.
Солнце красным лес мазнуло,
И не стало той Заповедности.
Рыба сонно в реке плеснулась
И разбила зеркало
Ветхозаветное.

Дома-корабли

В ночи дома застыли, как корабли,
Навечно якоря свои опустили
И, чувствуя прочность земли,
Окна свои засветили.
Но вот они про якоря забыли
И, не шелохнув и пяди земли,
Вверх плавно поплыли,
Как воздушные корабли.
Люди в домах окна раскрыли
И, видя планету свою отстранённо,
Ещё больше её полюбили,
Пронзительно и откровенно.
Так и плывут они в домах всё выше,
Вот уже миновала нейтральная полоса,
Из раскрытых окон слышны
Их перламутровые голоса.

«Зачем ты меня ударил?»

Когда Христа били в доме Каифы,
И был он в терновом наряде,
Юношу спросил он, родом с Коринфа:
«Зачем ты меня ударил?»
Может, Христос не говорил этих слов,
Вопрос этот был во взгляде,
Юношу потряс он до самых основ:
«Зачем ты меня ударил?»
Этот юноша потом праведно жил,
Помня учителя, который был рядом,
За вопрос всю жизнь его благодарил:
«Зачем ты меня ударил?»
Христос более чем заповеди нёс,
Если мог выразить взглядом
Тот сокровенный вопрос:
«Зачем ты меня ударил?»

Ангел

Ты положила голову ко мне на колени,
Я тихо глажу твои мягкие волосы,
Сколько в этом доверия, сколько неги,
Мы молчим с тобой в два голоса.
Кажется, ангел к нам опустился,
Крыльями нас прикрыл,
Наверное, хочет с нами проститься,
Но не хватает ему для этого сил.
Он знает, что в его небесной волости,
Где нет, кажется, никакой и нужды,
Никому не погладит он волосы,
И, в сущности, никому он не нужен.
Я тихо глажу твои мягкие волосы,
Ангел уже улетел,
Поднимаясь над земною порослью,
Грустный взмах крыльев его прошумел.

Гора

По горе взбирался вверх,
И вдруг увидел в нише —
Прикованный стоит человек
Из разряда погибших.
Губы и руки его дрожали,
И он уже совсем сник,
И люди не знали,
Что делать с ним.
Я с горы сбегаю,
Кричу: «Решенье примите!»
– Какое? – «Я знаю!
Отпустите его, отпустите!
Оботрите с него пот и кровь,
В душу его загляните,
Дайте ему шанс жить вновь,
Отпустите его, отпустите!»

Грачи

Стая грачей на дерево опустилась,
Как нерешительные руки пианиста,
Вечернее небо их хриплый крик преобразило
И отпустило печально чистым.
Этот звук ещё долго носился
Грустным эхом над лесом.
Потом у реки опустился,
Окончив свой путь небесный.
Грачи этот звук услыхали
И удивились очень,
Вдруг неожиданно добрыми стали
И пожелали друг другу спокойной ночи.

Глазами, полными любви…

Смотреть глазами, полными любви,
На всех и на себя – как это трудно,
Когда твердят занудно,
Что о любви не говори.
Покрыта, мол, душа твоя коростой,
И что не может выдать она чистых звуков,
А как всё в жизни просто,
Когда мы скажем фразу: «Ну-ка!»
За этим «Ну-ка!» произойдёт разлука,
Все вины гирями провесят на меня,
Затем беззубая старуха по имени Разруха
Придёт, шепча проклятья про себя.
Я эти наваждения отрину,
И никогда я не «пойду на вы».
И Бог посмотрит на меня без укоризны
Глазами, полными любви.