И тут раздаются осторожные, медленные шаги таракана… Они едва уловимы для уха, но бьют по барабанным перепонкам так, словно пытаются их раздробить. Она напрягается еще сильнее, вжимает лицо в подушку и пытается не дышать. Почему не существует подкроватных монстров? Если бы один такой унес ее в свое логово, то ей не пришлось бы сейчас трястись от страха и считать каждое биение своего сердца.
Дыхания категорически не хватает. К горлу подступает тошнота, перед глазами пляшут разноцветные точки, голову сдавливает дикое напряжение.
А, может, ну это всё? Лучше умереть, чем ждать, когда мерзкий таракан доберется до нее.
Вдох.
Нет, ей не хватит на это силы воли. А что будет с Риной, если ее не станет? Она должна защищать сестру от таракана. Только ей под силу сделать это. Никто не вмешается. Не поможет. Не поймет. Не поверит… Никогда. Остается только терпеть, прикусив язык до крови, отдав подушке остатки горьких слез, вытравив из осколков сердца жгучую обиду и ослабив на шее петлю вины.
Еще один вдох.
Дверь с тошнотворным скрипом открывается. Она впивается зубами в губы и выпучивает глаза. А что если таракан не заметит ее? Она ведь достаточно хорошо спряталась на кровати под тремя одеялами. Правда же? Таракан подумает, что тут никого нет и уйдет.
Куда уйдет? К Рине? Нет. Она не может этого допустить.
Она хочет пошевелиться и выдать свое присутствие, но не может дернуть даже мизинцем. Кровь обращается в лед, парализует всё тело и врезается в сердце ядовитыми осколками.
Таракан уже подобрался к ее кровати. Она слышит его тяжелое дыхание и чувствует давление его мерзких тонких лапок на своей спине. Он разом срывает с нее все три покрывала. Ветер из приоткрытого окна касается ее голых пяток, но она не чувствует холода. Всё ее тело обратилось в одну сплошную корочку льда.
Помогите!
Мама!
Папа!
Ужас застревает в ее горле, разрывает связки и заставляет тело трястись от страха. Ей хочется завопить, оттолкнуть мерзкое насекомое, прикрыться покрывалом, схватить нож, воткнуть его в толстое пузо таракана, но у нее нет сил. Она может только смотреть, как он приподнимает ее футболку, касается оголившейся кожи, проводит по ней своими отвратительными мохнатыми лапками, щекочет шею длинными мерзкими усиками, касается окровавленных губ чем-то мокрым, а потом впивается во всё ее тело зубастой пастью и начинает яростно кромсать, резать, кусать.
– Тебе нравится? – спрашивает таракан хриплым, низким голосом, и ее языка касается что-то липкое и горячее. Но разве тараканы умеют говорить? – Я знаю, что нравится. Ты так дрожишь, Яночка. Я чувствую это, – продолжает мучить он.
Неужели таракан не видит, как ей плохо? Что она делает не так? Может, ей действительно хочется, чтобы он приходил к ней каждую ночь? Нет, она никогда его об этом не просила. Даже старалась забаррикадировать дверь чем-то тяжелым, чтобы он не вошел, но тогда таракан схитрил: он сказал, что заглянет в соседнюю незапертую дверь, в которой безмятежно спит ее любимая сестричка. И она впустила его. Разрешила делать ему то, чем он занимался с ней сейчас.
Помогите.
Помогите.
Пожалуйста, помогите.
Кто-нибудь.
Настоящее время
Рина
– Я тогда схожу в аптеку? – Яна неловко столпилась в коридоре со злосчастным чемоданом в руке.
– Слушай, Ян, я никогда не обрабатывала ушибы мазью. Забудь. Скоро пройдет, – отозвалась я немного недовольным голосом.
