Убить его? Даже подростку понятно, что покалеченный мужчина – уже не жилец. С переломанными руками и ногами, с развороченной грудной клеткой и сломанной спиной, он уже никогда не встанет на ноги и не сможет сделать ни одного движения. К чему его убивать? Облегчить страдание? Этого достойны только настоящие воины, а не убийцы, уничтожившие его родителей, родных и близких людей.
Искандер отворачивается, уходит обратно, к тропе.
***
Вместе с птицами, кружащими в вышине, мы вновь над площадью перед дворцом Эмира. Ритм барабанных ударов ускоряется. К нему уже присоединились бубны, карнаи, флейты, дутары и другие инструменты. Девушки танцуют всё быстрее. Зрители в толпе восторженно переговариваются. Мы видим улыбающегося Ткача, это пожилой мужчина со слезящимися глазами.
– Хороший урожай будет в этом году, ишь, как пляшут…
Ему задает вопрос стоящий рядом Кожевник. Его ладони в краске, которая въелась так, что уже ничем не отмыть. На одежде дыры и следы от кислот.
– Скажите, уважаемый Самир-ака, кто эта небесная Пери, танцующая, как огонь?
Мы слышим смех Пекаря, услыхавшего вопрос Кожевника.
– Это же Гульнора, дочь кузнеца Джафара, бестолочь! А никакая не Пери!
– И много ты видел Пери?
– Да уж повидал…
– Где, на своей мельнице?
– А хоть бы и там, тебе-то что?
– Оно и видно! Наверное, мука тебе в глаза попала, вот и видишь всякое…
В разговор вступает Гончар, усто-Саид, худой, одни кости и жилы, человек с добрым лицом и печальными глазами:
– Всё так, уважаемый усто-Саид, всё так… Теперь будем гадать, кому же повезет с молодой женой, – задумчиво качает головой Горшечник.
– Старому? – смеётся Кожевник, – да он мой ровесник, уважаемые, а я ещё очень даже ничего. А если учесть, что Джафар до сих пор с легкостью разламывает руками подковы, то я бы не стал говорить это ему в лицо.
– Это он те подковы ломает, что нам из Хиндустана везут. У них там железо, говорят, мягкое, – уточняет Гончар.
– Ну-ну, уважаемый, скажи это Джафару, а мы посмотрим, – смеётся Кожевник. – Десятки лет кувалдой махать – это тебе не пиалушку слепить.
– Пиалушку, значит?!
Между ними завязывается перепалка, но наше внимание уже уносит нас дальше, всё выше и выше, раскрывая перед нами картину, которую обычно наблюдают имеющие крылья птицы и таящие в себе слёзы облака…
***
Пятеро воинов подъезжают к подвесному мосту, переброшенному через горную реку. Сама нитка реки далеко внизу. Спешившись, воины ведут за собой фыркающих от страха коней и один за другим переходят шатающийся мост. В конце моста, на той стороне, небольшая свободная площадка, за ней баррикада из старых телег, камней, стволов деревьев и всякого хлама. Она перекрывает уходящую вверх дорогу.
Из-за баррикады выглядывают несколько человек с копьями и луками. Один из защитников, пожилой, но ещё крепкий мужчина с одной рукой, видимо, Старший, поднимается во весь рост. Говорит твёрдо:
– Вы не пройдёте. Возвращайтесь назад, пока живы.
Вожак выжидает, пока последний из его воинов не перейдёт середину качающегося моста, потом спрашивает:
– Почему вы нас не пускаете?
– Мы знаем, что вы сделали с жителями деревни внизу. Мы будем защищать наше село до последнего человека.
– Вы, это кто? Однорукий старик, несколько пастухов и женщин? Не смеши меня, калека.
– Да, у меня только одна рука, но я двадцать пять лет был мечником в отряде бессмертных у Безумного Сулеймана и ещё не разучился сносить головы. Хочешь проверить, Пёс?
