– Сынок, нужны ли вам ваши бутылки?
При этом слова «Вам» и «Ваши» звучали не во множественном числе, а так, будто это была цитата из личного любовного послания. Маша сунула руку в сумочку и нащупала там пятитысячную купюру, но ей помешал Сергей, который быстро подхватился и, быстро взяв бутылки за горлышки одной рукой, сунул их в брезентовую сумку.
– Да на здоровье, мамаша. Спасибо, что хоть вы их убираете, а то дворников сейчас днём с огнем не сыщешь.
– Спасибо, сынок.
Женщина тут же развернулась и пошла по аллейке дальше, заглядывая попутно в каждый закуток и урну. Маша почувствовала, как на её глаза наворачиваются слёзы. Смяв в руке пятитысячную бумажку, она стыдливо сунула её в карман, потому что, глядя вслед уходившей женщине, вдруг поняла, что она деньги ни за что бы не взяла. Сергей заметил непроизвольное движение Маши, слезы, положил руку на её плечо:
– Ну-ну, Маша, всех ведь не пережалеёшь. Их сейчас миллионы.
– Да я понимаю… Мать вспомнила. Она бы в наше время не пропала, всё умела делать. Трудилась, как пчёлка, а вот без отца, своёго единственного цветочка, жить не смогла.
– Да-а, – протянул Сергей, – правильно говорят: чужую беду руками разведу, а свою и в карман не спрячешь. Унеси ты моё горе, раскачай мою печаль! – пропел неожиданно Чеботарев. – Так о чём я говорил-то? Ах, да. По-видимому, в Чечне что-то серьёзное назревает, раз войска туда подтягивают. Значит, меч из ножен уже вынут. Я мог бы тебе, конечно, помочь созвониться с частью твоёго сына, но, поверь, Маша, там тебе соврут или ничего определённого не скажут. Даю два совета, и оба бесплатные: или сама поезжай, или дай ему телеграмму о смерти…
Маша посмотрела в его глаза, непонимающе поджала губы.
– Ну, вобщем, о смерти какого-нибудь выдуманного родственника, желательно близкого. Всё равно они ни хрена проверять не будут. Только телеграмму нужно обязательно заверить врачом.
– Да ради Сашки я и сама готова мёртвой побыть, – вырвалось вдруг у Маши.
– А-а…
– Да нет у него никого больше родных, кроме меня! Ясно? Он и в анкетах своих так писал.
– А отец?
– А что отец. Одним словом – нет его. Папаша его испугался, когда узнал о моей беременности. Так до сих пор где-то и бегает, страус хренов, – съязвила Маша.
Сергей поднялся, облил её своёй губительно улыбкой и протянул руку:
– Ну, Маша, тогда извини, как говорится, чем богаты… Спасибо за компанию, а меня ждут звуки военного горна. – Он шутливо выпятил свою нехилую грудь. – А ты… Бывай здорова и счастлива. – И, уже уходя, полуобернулся. – Да, и Сашке своёму привет передавай, когда увидишь.
Глядя ему вслед, Машу вдруг охватило томное и острое желание, которое посещает иногда одиноких женщин при виде красивых мужчин.
– Дура, нашла о чём думать, – вслух изругала она себя, а потом решительно встала и пошла искать телефон-автомат. В будке на углу магазина две голоногие девчонки минут пять хихикали в трубку, потом было занято, потом звонила женщина, которая кого-то долго уговаривала дать взаймы два миллиона, потому что, если она их не получит сегодня к вечеру, жизнь её пойдет прахом. Наконец-то в трубке раздался густой баритон, который проворковал Маше в уши:
– Инспекция слушает.
– Привет, инспекция! – прокричала Маша. – Как твоё драгоценное?
– Здравствуйте, гражданка, – официально ответил баритон, что означало, что рядом находится посторонний. А затем голос в сторону раздраженно прокричал: – Валерий Павлович, это не моя компетенция, отдайте эти документы в отдел перевозок! Ну сколько раз можно наступать на одни и те же грабли! – Пауза. – Привет, Машенька! Отвечаю, дорогой мой человечек, – я пока обхожусь без таблеток.
