А через неделю матери не стало, и куда потом пропали эти вещи, Маша не знала, потому что у неё началась новая, такая чужая, трудная и незнакомая ей жизнь.
…А старушка ей нашёптывала:
– Ты одну свечку-то поставь у иконы Божьей Матери, вторую – у иконы Николая Угодничка нашего, а третью… За здравие али за упокой? – шепотом спросила старушка.
– За здравие, за здравие, – ответила Маша. – Сынок у меня в армии служит.
– Вот и поставь за здравие, дочка. Вон туда, видишь, да помолись. Сегодня большой праздник, Бог-от все молитвы сегодня принимат…
11
Наконец, Маша собралась в дорогу. Чемоданы, набитые одеждой, косметикой, подарками для Сашки, едой, книгами и журналами на дорогу уже стояли у дивана в полной боевой готовности. Провожать её обещали приехать ребята с работы, Гриша Парятин, Галина, Алексей, только Гошка куда-то подевался, хотя обещал прийти ещё вчера. Она вся изнервничалась, поджидая его, меряя шагами расстояние от порога до стола в гостиной и ударяя кулачком в левую ладонь. Ласковых слов в его адрес она, конечно, не жалела. Наконец, пропел соловей.
– Наконец-то, – закричала Маша и бросилась открывать дверь. Это был Гоша. С растаявшим снежком в рыжих волосах, краснощекий и запыхавшийся от быстрой ходьбы он ввалился в дверь и с похоронным видом скорбно сообщил:
– Я с плохими вестями, мать.
Маша обмерла.
– Что такое?
– Я пришел забрать у тебя твой любимый видик, – скорбно ответил Гоша и вдруг рассмеялся, оглашая диким гоготом всю квартиру. Маша набросилась на него с кулаками и стала дубасить по его широченной груди. Впрочем, с таким же успехом эту грудь могла проломить и Царь – пушка. Не дожидаясь, пока Гоша разденется, Маша проволокла его в комнату, усадила на стул, вытащила из-под дивана коробку с видеомагнитофоном и приказала:
– Вот тебе твоя железка, а мои зелененькие – на бочку!
– Ну, на бочку, так на бочку. – Гоша степенно вытащил пачку долларов из нагрудного кармана рубахи и веёром разложил их на столе. – Пересчитай.
Маша добросовестно пересчитала: пять полусотенных, четыре десятки и десять однодолларовых купюр с американскими президентами.
– Слушай, Гоша, ты, наверно, ошибся. Тут…
– Это не я, – перебил её Гоша, кивком закидывая рыжие мокрые сосульки с лица на затылок. – Это покупатель ошибся. Возьму, грит, за три сотни – и всё тут, мол, больше не дам.
– Ну а ты?
– Ну а я больше и не взял.
– И он тебе поверил? – с сомнением спросила Маша. – Ведь видик-то ещё у меня.
Гоша назидательно поднял прокуренный палец и изрек:
– Гоше все доверяют.
Маша быстро чмокнула гостя в замховевшую щеку и спросила:
– Налить?
– Разрешаю, – небрежно ответил Гоша. Он успел опрокинуть в свой ненасытный рот лишь одну рюмку водки, когда входная дверь чмокнула, и вошел Алексей. Он заглянул на кухню и поприветствовал Гошу:
– Привет рыжим.
– Привет лысым, – не остался в долгу Гоша. Когда Алексей разделся, мужики подали друг другу краба и уселись за стол. Маша налила им по рюмке, но сама пить не стала. Закусив колбаской, Алексей спросил:
– Всё собрала в дорогу?
– Собрала, не тебя же дожидаться, – вздохнула Маша.
– Покажи, – потребовал Алексей.
– Да ты что, Лёшка, я только все уложила, акку… Не трогай! – с визгом кинулась она на него, но Алексей отодвинул её в сторону и, прямо взглянув в её глаза, наставительно поднял палец:
– Маша, я знаю, что ты умеешь собираться в дорогу – поездила по шарику, слава Богу, но там, куда ты собираешься, совсем другие стрельбища. Понятно? Ну вот и хорошо.
