Он хотел было припарковаться на привычном месте, но с огорчением увидел, что оно уже занято другой машиной. Сделал еще круг по стоянке, вновь проехав мимо помещения бригады: сквозь широкие застекленные проемы было видно, что внутри царит бурная деятельность. Сердце забилось чаще, он остановил наконец машину, закрыл глаза и начал делать дыхательные упражнения. Легкий приступ паники быстро прошел, и он решился вылезти из салона.
Накануне дама-психиатр – которую он обязан был посещать раз в неделю в течение всего периода отстранения от работы – дала ему зеленый свет, рекомендовав снова выйти на службу. С первого же визита она прописала ему транквилизаторы, однако он не стал их принимать и лишь в последние дни перед возвращением на службу, когда стресс стал труднопереносимым, начал глотать таблетки.
А коллеги-то предупреждены, что я сегодня приду? – внезапно подумал Максим, взбегая по ступенькам к главному входу в жандармерию. Эта мысль вызвала новый спазм в желудке, вынудив замедлить шаги и сделать глубокий вдох, прежде чем толкнуть тяжелую застекленную дверь. На лице у дежурного капрала, едва он узнал Максима Монсо, появилось радостное выражение. Все признаки искренности имеют место, проанализировал тот.
Молодая женщина с рыжевато-каштановыми волосами, собранными в косу на затылке, быстро прошла перед ним, потом внезапно обернулась. Ее небесно-голубые глаза вспыхнули, а на лице засияла широкая улыбка, отчего стала еще заметнее россыпь веснушек на скулах.
Эмма Леруа, наплевав на правила протокола, бросилась Максиму на шею.
Не очень привыкший к проявлению теплых чувств, он застыл, не зная, куда девать руки. К счастью, объятия продлились лишь несколько секунд. Эмма быстро опомнилась. Она заправила прядь волос обратно за ухо и сказала:
– Наконец-то вернулся, да, господин аджюдан?
Обычно она никогда так его не называла, – может, только в самые первые дни их знакомства, – но, за исключением официальных церемоний и иных совершенно особых обстоятельств, никто в бригаде не обращался к другому по званию. Максим воспринял это как попытку разрядить атмосферу. Попытка не удалась, но он оценил усилие и отстраненно хлопнул коллегу по плечу.
– Мы тут кое-что задумали, иди-ка сюда, – сказала она, делая знак следовать за ней.
Они прошли по просторной зоне открытой планировки – здесь был нервный узел всех расследований, проводимых их бригадой, – и Эмма помахала рукой, привлекая внимание присутствующих.
Максим узнал почти всех.
Чуть подальше, из-за стола, который был его собственным с момента перевода в отделение в Анси, встал высокий, атлетически сложенный блондин c угловатым лицом и бросил на него взгляд, как волк, оценивающий новичка в своей стае.
Эмма представила их друг другу:
– Максим, это младший лейтенант Борис Павловски: он заполнил пустоту, образовавшуюся после твоего ухода в отпуск.
Она подмигнула, и Максим протянул руку старшему по званию.
От Бориса веяло мускусным запахом лосьона после бритья; в дурманящей смеси ароматов смешивались и мужской одеколон, и дезодорант.
Мужчина, который злоупотребляет парфюмом, боится смерти, подумал Максим.
У него едва не закружилась голова, но следовало произвести хорошее впечатление на этого колосса, и он послал ему улыбку, постаравшись сделать ее как можно более приветливой.
Как Максим и предполагал, пожатие Бориса оказалось куда крепче, чем требовалось, и когда тот обратился к вновь прибывшему с парой приветственных слов, то откашлялся, двигая кадыком, что дипломированный синерголог без труда расшифровал. Этим рефлекторным движением младший лейтенант утверждал свое превосходство.
