– А вы что же, Полина Андреевна, предлагаете эту ситуацию, этот… вопиющий инцидент, оставить без последствий? – зло отреагировала Надежда Николаевна и сузила глаза.
– Ну почему же? – возразила Пупынина. – Без последствий этого, конечно, оставлять нельзя. Только давайте посмотрим на сложившуюся ситуацию трезво, товарищи. И немного с другой стороны.
– А вы сами-то можете посмотреть трезво? – усмехнулась Анжела Юрьевна, не уточняя, на что именно надо посмотреть и намекая на нетрезвый образ жизни Пупыниной.
Мать Пупка пропустила выпад классной мимо ушей.
– Я, например, – спокойно продолжила она, – не одобряю действий Елены Аркадьевны и всего педагогического коллектива нашей школы. Считаю, что с детьми обошлись грубо и несправедливо. И я предлагаю пригласить в школу не инспектора из милиции, а социологов и эстетов, пусть они выскажут своё отношение к этому… вопиющему инциденту.
– Социологов? Эстетов? Вам бы, Полина Андреевна, лучше вообще помолчать об эстетике, – попыталась заткнуть рот матери Пупка Надежда Николаевна.
– Это почему? – удивилась Пупынина.
– Потому, что вашего Павла давно уже пора определять в колонию. И я не удивлюсь, если выяснится, что это именно он взял авторучку.
И понеслось… Тема собрания была скомкана, собрание превратилось в перебранку, похожую на дворовый скандал. Точнее, даже не в перебранку, а в избиение врага. С одной стороны были абсолютно все, подавляющее большинство, как говорится. С другой стороны была Пупынина и её сын, хулиган и двоечник. Выслушивая шквал обвинений в адрес сына и в свой собственный, Полина Андреевна попыталась вставить хоть одно слово, но, поняв, что это бесполезно и бессмысленно, сплюнула, впрочем, без слюны, взяла Пашку за руку и они ушли.
На следующий день Пупок в школу не пришёл. Мы его больше вообще никогда не видели, а вскоре от соседей Пупыниных узнали, что Полина Андреевна с Пашкой уехали из Полынограда в деревню. В какую именно деревню, соседи не знали. Да и не собирался никто их разыскивать.
О том, что авторучку украл Пупок, не сомневался никто, но в милицию о краже заявлять Елена Аркадьевна не стала.
Украденную авторучку я вынес только через три дня после собрания.
Принёс домой и сразу понял, что мне нужно срочно от неё избавляться. Пользоваться легально я ей не мог по вполне понятным причинам, а хранить дома, как реликвию, было опасно: а вдруг родители найдут? Кому-нибудь подарить? Жалко и тоже опасно – след преступления.
Я выбросил авторучку в мутную воду заброшенного котлована.
Человек Без Тела почему-то молчал. Может, у него пересохло в горле, хотя откуда у него горло, если у него нет тела? Или список моих грехов подошёл к концу?
– Ты прав, – подал голос Человек Без Тела. – Горла у меня нет. Ты думаешь, что слышишь ушами мой голос?
«А чем? Ноздрями?» – съехидничал я.
– Ты не слышишь его, он в твоём мозгу, – большего Человек Без Тела объяснять мне не стал. – Но вернёмся к делу, – продолжил он. – По поводу горла ты прав, а вот насчёт того, что список твоих грехов кончился – это нет, это просто смешно. Мы с тобой только начали, только побродили чуть-чуть на верхушке айсберга. Пыль, так сказать, притоптали. Основные твои грехи мы ещё не вспоминали.
«Так давай продолжим»
– Не торопись. Туда ты всегда успеешь.
«А сначала говорил, что ждёшь, не дождёшься, когда я сдохну»
– Говорил. Ну и что? Я от своих слов не отказываюсь. Просто… У меня тут… дельце одно появилось. Я отлучусь на время, а ты пока подумай, поройся в своей памяти.
