Я ищу Новый год - страница 4
Я сначала не слишком-то обрадовалась.
Во-первых, в автобусе меня часто укачивает. И пахнет бензином.
Во-вторых, этот автобус едет по таким тёмным коридорам из высоких заборных стен, что становится не по себе.
А в-третьих… Ну, а как объяснить это моё «в-третьих»?
Это «в-третьих» означает, что путешествие делается совсем коротким. И тогда выходит, что не в таком уж мы и далеке живём от Галеевых. А это попросту неинтересно.
Но что делать: наша мама любит вот так раз-раз, побыстрее. Зачем, говорит, время на дорогу тратить, если можно потратить его с Галеевыми. Вообще-то и правда, зачем.
Да и на тридцать третьем загадочности хватает. Заборы с обеих сторон высоченные, будто мы едем по лабиринту. Не видно ни людей, ни домов. Машины редкие-редкие. И фонарей почти нет. Настоящий тоннель времени, как в фантастических книжках. Названия тоже странные: «холодильник», «овощебаза», «вторая проходная», «завод алюминиевых изделий».
И вдруг после всего этого – свет. Фонари. Дома. Светофоры.
Сияют перекрёстки. На улицах люди… Но это уже другая планета. Галеевская.
К тому-то космическому автобусу и привёз нас гремучий трамвай с белыми окнами. Такой морозный, что мы не стали садиться, так и простояли несколько остановок, переминаясь с лапы на лапу.
* * *
На автобусной остановке скопился народ. Все недовольно косятся друг на друга. Новый год, а они косятся. И чем дольше ждут, тем больше косятся. Покряхтывают.
– А она вообще тут со своим мешком, – говорит какая-то тётенька. Мама пожимает плечами и отходит вместе с нами в сторонку. У меня уже нос щиплет от стояния, я тру его варежкой. Лёка спрятала нос в свою шаль. «Настя. Закройся, – говорит мама, – а то отморозишь щёки опять». Я не хочу отморозить. Бабуля нам на дорогу намазала лицо специальной помадой. Но всё равно воздух щиплется. Приходится закрываться платком. Тётенька всё бурчит. Мне хочется понять, что за тётя такая, но мама велела стоять рядом и не отходить.
Через какое-то время толпа облегченно вздохнула, выпустив облачко белого пара. Пришёл автобус. Маленький, кривобокий. Навис над нами, открыл двери гармошкой, а пол и ступенька такие скособоченные, сверху-вниз на нас смотрят. Даже ступить туда страшно, не удержишься и обратно из двери на землю съедешь. И под этим скособоченным полом что-то длинькает. Динь-длинь-дилинь, динь-дилинь… Но думать некогда. Все посмотрели секундочку на эту кособокость, и вдруг как полезут. Мама быстро санки схватила, мешок, и давай нас в автобус запихивать.
«Товарищи пассажиры. Держитесь за поручни», – говорит сердитый водитель в микрофон. Свет почти не горит, а ещё и мигает. Мотор всё длинькает. Народ упихивается как может, и тут тётенька опять откуда-то со стороны: «А ещё эта со своим мешком. В шубе. Богачка!» Мне почему-то стыдно. Не скажешь ведь ей, что это на всех. Что там и еда, и подарки, и наши специальные платья, которые мама сама шила.
«С мешком. Встала тут».
Странно. Тётенька была тоже в шубе. Да и какая же мама богачка?
– Буржуйка, – сказала тётенька громко, она уже пролезла дальше, и мы ей совсем не мешали.
– Прекратите. Вы видите, я с детьми! – строго сказала ей мама. А дяденька, похожий на дядю Валеру, который самолеты чинит, только постарше, подмигнул мне и тихо сказал: «не слушай ты её». Мама тоже сказала: «не слушай. У человека настроение плохое».
Тётенька снова начала говорить про буржуев, но тут на неё зашикали, и она ворчала всю дорогу себе под нос. Пока не вышла на «Звёздочке». И одну остановку мы проехали в тишине. Нам даже место уступили – целое сиденье, а то бы пришлось держаться за железные трубки изо всех сил. Народу-то стало поменьше, и мы со своим мешком и санками начали скатываться под уклон.