– В магазин, наверное, стоит сходить или заказать чего-то. Есть здесь поблизости ресторан, кафе с доставкой? – ответил Александр после короткого приветствия.
– Да мы так-то не голодаем, – усмехнулся хозяин дома. – Кафе есть на центральной пристани, только что там заказывать? Лохикейтто, солянка из форели или лосятины, грибной суп да калитки – набор восхищённого туриста, – усмехнулся он. – Это и Нина моя приготовит, даже вкуснее будет. Рыба ещё, солёная и копчёная, но это вообще отдельный разговор, – засмеялся. – Я же сам и поставляю им эту рыбу. У нас коптильня своя, на пару местных забегаловок хватает, и на свой магазинчик.
– О как, – похвалил друга детства Александр. – Хорошо развернулся.
– Жить надо, детей кормить, обуть, выучить, всё не копейки стоит, вот и крутимся как можем.
– Есть на Ладоге-то рыба? – поинтересовался Виссарионов.
Когда-то, он помнил, они ловили рыбу. Улов всегда был скромным, потому что заканчивалась такая «рыбалка» совместной попойкой, гонками на катерах и быстрым сексом под адреналином с местными девчонками.
– Мало, места знать надо, – ответил вместо Петра Руслан. – Нерпа* всё сожрала, скоро самой нечего есть будет, передохнет. А убивать нельзя. Закон, – он небрежно выдохнул, явно пряча крепкое выражение. – Животины дороже людей.
– О природе тоже надо думать, – вдруг пискнула Анни, вызвав немалое удивление Александра.
– Ну, да, белёк акибы** хорошенький, сил нет, – засмеялся Руслан, нагло подмигнув говорящей.
Дом Петра был в привычном для этих краёв скандинавском стиле. Щитовой, видно, что перестроен из старого, так называемого «финского» дома, оставшегося от прежних хозяев территории. В советское время в таких домах, с удобствами на улице, жили рядовые граждане региона, пока не началась застройка панельных пятиэтажек, да и сейчас нет-нет, да встречаются жилые «финские» дома, порой на несколько квартир, благо хоть удобства перенесли в дома.
В отличие от дома Звягильского, дом Петра был одноэтажный, не слишком-то просторный, при этом добротный, когда каждый гвоздь вбит в своё, строго отведённое место, свежевыкрашен, ухожен.
– Это Нина, жена моя, – представил гостей хозяин дома, когда тех завели в небольшую, уютную гостиную. – А это, Нинок, Сашка, я тебе рассказывал, и знакомая его, Анни.
– Добрый день. Проходите, проходите, – засуетилась Нина.
Выглядела она под стать мужу. С причёской, каких Александр не видел в своём окружении уже лет десять, а то и пятнадцать. Невысокого роста. Объёмные бёдра, округлый живот и большую грудь обтягивало нарядное платье из трикотажа. При этом какая-то основательная, что ли…
Александр не мог точно сформулировать свои мысли и впечатления, но при одном взгляде становилось понятно, что как у Петра каждый гвоздь на своём месте, так и у Нины каждый уголок дома под контролем, включая детей, родителей и домашних животных.
Нина, очевидно, та женщина, к которой по сотне раз на дню обращаются с просьбами домочадцы, и которую опасаются обидеть, потому что маму трогать нельзя – от отца влетит. Кому-то такие домашние кумушки не нравились, Александр же питал подспудное тёплое чувство к подобным женщинам.
Психоаналитик наверняка сказал бы, что всё идёт из детства – его мать всегда больше заботилась о себе и впечатлении, которое производит на посторонних людей, чем о душевном и физическом состоянии родных. Сейчас-то Виссарионову-младшему было откровенно наплевать на вздорный характер матери, её поверхностные претензии, а в детстве хотелось прижаться к мягкому материнскому боку и жаловаться на все беды миры, которые сваливаются на любого пяти-семилетнего человека: сломалась любимая игрушка, поругался с другом, отец не купил сторожевую собаку, бабушка отругала за разбитую сахарницу.
