. Ну, Александр Михайлович извинился и спрятался внутрь, пока не пришел милиционер.
Но он не пришёл, конечно. Та тётка просто решила Колбасника напугать.
Мы ещё долго сидели в кустах, замёрзли. Ждали, пока Колбасник оденется и домой пойдёт. Но он что-то долго не выходил, специально, наверное. Решил нас тут заморозить.
Но потом всё-таки вышел и поковылял с портфелем под мышкой.
Почти моего размера
Вечером после ужина Котька у меня спросил:
– Ты уговор помнишь?
– Какой уговор? – не понял я.
У меня на уме все ещё был Колбасник.
– На эстакаду сегодня пойдём, уголь собирать. Все что наберём – половину маме на хозяйство, половину – тебе, штаны на барахолке выменяешь.
– Слушай, может, не надо? – говорю. – Мне штаны не очень нужны, вообще-то. Я в этих похожу.
– Надо, – сурово ответил Котька.
– А помнишь, Гальга рассказывала, что делают с расхитителями государственного имущества? – я у него тогда спрашиваю.
Просто я запомнил ту историю, которая произошла с одним Гальгиным знакомым. Он на Гоньбе живёт, жил, то есть. Он однажды пошёл на колхозное поле картошку собирать, которая осталась после уборки. А его потом посадили в тюрьму на десять лет. Наверное, они правильно сделали, хотя Гальга думает по-другому. Мне кажется, что украсть государственный уголь – это ещё большее преступление, чем ту картошку.
– Трус ты, – сказал Котька. – Если боишься, я один пойду.
В общем, я пошёл с ним всё-таки. И угля мы той ночью набрали целый мешок. Это оказалось легко – воровать у государства уголь. Я стоял на васаре[12], а Котька подбирал его с путей. И никто нас даже не заметил, там всего один сторож был, и он спал. Никакого милицейского патруля мы не видели.
Домой мы возвращались счастливые. Мечтали, как теперь заживём, да как обрадуем маму с бабушкой и Гальгой.
Только они не обрадовались, наоборот. Гальга долго кричала на нас, говорила, что нас могли убить, застрелить из табельного оружия. А мама плакала. А бабушка лежала и улыбалась в потолок, как будто там нарисовано что-то красивое.
Гальга заставила нас поклясться именем отца, что мы никогда больше не пойдём на пути. Я поклялся. И Котька тоже поклялся. Только он пальцы в это время скрестил за спиной, я видел.
А шаровары мне всё-таки потом купили. И кирзухи со скрипом, почти новые, почти моего размера.
Птичка на хвосте
Про Таракана я узнал от Котьки. Он сказал:
– Держись от него подальше, усёк?
Я не понял. Какой такой таракан?
– Уголовник, вор-рецидивист. Он в прошлом месяце освободился, теперь на Свердлова околачивается.
Ого! Настоящий уголовник? Особенно мне понравилась его кличка. Я сразу представил себе такого щёголя – длинноного дядю с усами. Они у него тоже длинные и непременно седые. Во рту у рецидивиста папироса-гармошка, а сапоги с подковой и до блеска начищены ваксой.
Красота. Романтика.
Надо будет обязательно познакомиться с Тараканом.
– А почему Таракан?
– Форточник потому что. Домушник.
Я не знал, кто такой форточник.
– Он в любую форточку пролезет. Вскарабкается по вертикальной стенке, и плакали ваши чернобурки. Он сейчас новую шайку сколачивает, из малолеток.
– А ты откуда знаешь?
– Птичка на хвосте принесла, – отрезал Котька. – Увижу, что ты с ним якшаешься, убью.
Золотая фикса
Таракан оказался маленьким и жутко худым. У него во рту была золотая фикса[13], а передних зубов не хватало. Мне это жутко нравилось. Через свои чёрные дырки он звонко сплевывал густую слюну, а ещё вставлял в них папиросы. Выглядело это красиво! Курил я уже несколько месяцев и почти совсем не кашлял. Мы с Эдькой собирали бычки на улице, Котька про это не знал.
