Володя рос здоровым, послушным, очень смышленым мальчиком, радостью и надеждой родителей. По причине возраста и заболеваний отца и матери его не взяли в армию. Он был отличником в школе, легко поступил в институт, проявлял интерес к математической науке, кибернетике, программированию. Закончив аспирантуру, он остался преподавать в местном вузе. В студенческие годы его преподавателем был Шамсутдин Алишерович Хусабинов, отец Ярика, первого мужа Марины. Узнав об этом, Марина удивилась стечению обстоятельств и тому, в каком, оказывается, маленьком городе она живет.
Хитросплетения встреч никогда не переставали удивлять Марину. Она называла это судьбой, случайностями, совпадениями на кривой и разухабистой жизненной дороге к Смыслу. Тогда она еще не знала, что такое Божий промысел. Чтобы искупить свою вину за детоубийство, движимая страхом, что не сможет больше иметь детей, она стремилась родить как можно скорее. Главной, единственной ее целью, грубо говоря, было воспроизводство. Позже она пыталась найти объяснение этому желанию, очень уж примитивным оно казалось. Разве в этом смысл – просто родить и воспитать?
Марине не давало покоя ощущение неправильности, нелогичности любых ее поступков, даже движимых, как ей казалось, самыми благими намерениями. Проживая обыденные, общечеловеческие отношения с окружающими ее людьми, родными или случайными, она интуитивно искала в своей не особо загруженной умом голове ту информационную ячейку, содержание которой выдавало бы переменные для решения ее неразрешимых задач. Марина их и сформулировать-то пока толком не могла. Какие-то смутные, нечеткие образы, желания, сомнения: а зачем все это? Она ждала того, кто смог бы объяснить ей, ДЛЯ ЧЕГО она живет?
***
Марине с Володей досталось место в проходной комнате. Старый диван со стороны изголовья примыкал к древнему трехстворчатому шкафу. Старенький ламповый телевизор, колченогий сервант, ковер на стене и ковер на полу. На крошечной кухне ютились крашенный в белый больничный цвет буфет с маленькими стеклянными дверками, две табуретки, двухконфорочная газовая плита и небольшой холодильник. Полы были дощатые, покрытые пронзительно-коричневой советской краской, а маленькая, на одного человека, прихожая застелена вязанными из цветных лоскутов половичками. Просто, почти бедно, чисто и грустно. Марина в роскоши никогда не жила, поэтому почти с безразличием восприняла свое новое, она надеялась, что временное, жилище. Очень напрягала невозможность жить в отдельной комнате. Елизавета Ильинична любила смотреть телевизор в зале, который считался комнатой молодых, а поскольку была глуховата, включала его на полную громкость. Володя в это время уходил в комнату к матери, закрывался с книгами, и ему ничто не могло помешать. Если же его все-таки что-то настойчиво отвлекало, он просто уходил из дома.
– Эй, ты куда?
– Мне надо.
Марина оставалась дома с гражданской свекровью, тихо закипала и радовалась, что может оправдать свои громкие хамские ответы Ильиничне ее глухотой. Она со злорадством орала, повторяя не расслышанные свекровью слова, и отыгрывалась на ней за все более частые Володины уходы в «надо». Ильинична была беззлобной и терпеливой, говорила тихо, ходила не спеша, немного пришлепывая на левую ногу, голову всегда покрывала чистым белым платком. Елизавета просто и вкусно готовила. Даже во времена пустых прилавков она умудрялась приготовить из ничего что-то мясное.
