– Марина Гранде[22], – вздыхает мама, задумчиво улыбаясь Платиновому Блондину. – Когда я была маленькой, здесь было всего несколько рыбачьих лодок.
– Ну так это же было почти пятьдесят лет назад! – начинаю я.
Мама бросает на меня испепеляющий взгляд. Ах да, конечно. Вечное ее вранье по поводу возраста ужасно действует мне на нервы. Если бы не наши идентичные зеленые, как оникс, глаза и не характерная макушка на одном и том же месте, готова поспорить, она вообще отрицала бы, что мы состоим в родстве, и постаралась бы выдать меня за подругу или коллегу. Хуже всего то, что нам постоянно говорят: «Вы, наверное, сестры», – ей-то это чрезвычайно льстит, но вы подумайте: если мне тридцать, а ей – пятьдесят семь, как эта фраза характеризует меня?
– Извини, я хотела сказать – тридцать лет назад, конечно! – усмехаюсь я, а потом добавляю себе под нос: – Или десять?
Платиновый Блондин указывает на что-то в стороне от шумной толпы туристов, ожидающей катер на пристани, рука его направлена в открытое море, где покачиваются на волнах деревянные парусные лодки, раскрашенные в яркие цвета – красный, синий и зеленый. Мама улыбается и пожимает его руку. Я отворачиваюсь и смотрю на берег – и дальше, за линию магазинчиков на набережной. Я пытаюсь понять назначение темно-красного здания, которое разительно отличается от своих кремовых соседей. Мне с трудом удается различить слово «farmacia»[23]. Надо не забыть купить таблетки от морской болезни на обратную дорогу.
Когда я снова оборачиваюсь к маме, Платиновый Блондин уже куда-то делся.
– Отель «Луна»! – голос старается перекричать одуряющий гомон толпы.
– Это мы! – радостно взвизгивает мама, шаря глазами по сторонам и пытаясь высмотреть зовущего в мешанине чемоданов и локтей.
– Мы никогда не найдем его в этой давке, – отчаиваюсь я и подпрыгиваю на месте, чтобы лучше оглядеться.
На такси до нашего отеля не добраться, а о том, чтобы самим тащить чемоданы по бесконечным тупичкам, мощенным булыжником, даже подумать страшно. Вдруг экскурсанты и отдыхающие расходятся в стороны, и к нам выходит человек в капитанской фуражке, на которой золотым кантом выложено название отеля – «Луна». На нем темно-синий блейзер, и он точь-в-точь похож на Томми Кертиса, когда тот переодевается в плейбоя – хозяина яхты – из фильма «В джазе только девушки». Пока мы таращимся на него, он бесстрастно конфискует у нас чемоданы и спрашивает:
– Вы – мать с ребенком?
– Да, – расцветаю я, обрадованная, что он заметил разницу в возрасте и при этом искренне надеясь, что он понимает: младшая – это я.
Вычеркивая что-то из списка, он провожает нас к фуникулеру и обещает встретить в отеле «через полчасика».
Мы как в тумане проталкиваемся сквозь толпу, мимо забитых товаром лавочек с футболками, мимо такси – белые «фиаты-мореа», которые так похожи на корабли, что кажется – стоит заехать на них в море, как у них откуда ни возьмись вырастет винт. У кассы фуникулера мы платим 2400 лир (около 80 пенсов) и забираемся в поскрипывающую и покачивающуюся кабину. Пока дверь не успела закрыться, туда же набивается группа японских туристов, и они начинают оживленно беседовать. Неожиданно одна туристка начинает резко и гнусаво смеяться.
Мама взвизгивает:
– Прямо как ослик! – И в точности имитирует ее смех.
Я сохраняю каменное выражение лица все восемь минут поездки, а когда кабина пустеет, поворачиваюсь к ней и говорю:
