Марина, сама от себя не ожидая, вложила свою ладонь в его. Шершавое тепло со следами грифеля встретилось с мягкой бледной прохладой. Её резко дернули на себя. Под каблуками туфель зашуршали расстеленные по полу газеты, тихо и мягко, словно осенние листья. Она едва не врезалась носом в плечо парня. Его пальцы нежно прикоснулись к подбородку, заставляя партнершу по танцу поднять взгляд. Марина схватила ртом воздух с запахом пыли, краски и еще чем-то, неизвестным и волнующим. Запахом мужчины, который безумно хотелось вдохнуть снова, прижаться к шее и дышать до боли в легких.
Движения. Он вел мягко, но ясно давал понять, кто хозяин танца. Марине это нравилось: впервые за долго время чувствовать себя ведомой, а не указывающей дорогу. Не принимать решения, а просто двигаться в такт, растворяться в мелодии, смешанной с шуршанием старых газет под ногами. Впервые они были так близко, и это опьяняло сильнее вина.
Мир вращался, быть отпущенной означало одно – падение. Она не выдержит этого безумия, если его рука не будет, как сейчас, лежать на её талии, прижимать к телу так, словно хочет соединить их навсегда. Да, слишком близко для недавних знакомых, но Марина позволила это, двигаясь, как заколдованная умелым гипнотизером. Шаг. Его рука скользит вверх по спине, заставляя дыхание стать более глубоким и сбивчивым. Они двигались медленно, под нежную мелодию, сердце же стучало так, словно танцевали пасадобль.
Музыка закончилась слишком быстро, и магия момента рассыпалась в прах.
Внезапно у Марины проснулся разум, который несколько минут назад был заперт где-то далеко в чулане спутанных мыслей. Теперь же вырвался оттуда и вопил во всю, нецензурно сообщая, что его подопечная сделала нечто запрещенное и обязательно об этом пожалеет. Она – начальник, наниматель. Нужно держать дистанцию, иначе ничего хорошего из совместной работы у них не получится. Он прав. Марина хорошо это знала.
– Вы считаете, что допустимо так танцевать с работодателем?
– Я считаю, если хочется танцевать, надо танцевать. Вот и все.
Макс улыбнулся, на его щеках появились милые ямочки, которые она рассматривала раньше на фото. Захотелось прикоснуться к ним пальцем, провести ладонью по щеке, на которой начали появляться первые признаки небритости. Наверное, она теплая и слегка шершавая.
– Вы всегда делаете то, что вам хочется?
– Да. Жизнь в клетке из постоянных «нельзя», «не положено» – это не жизнь. Жизнь – это когда ты чувствуешь мгновение, ловишь идею и делаешь её реальной. Нет желания жить, есть жизнь, состоящая из желаний. И сейчас я хочу…
С каждым его словом сердце разгонялось, усиливая ритм. Марину бросило в жар и она, мгновенно разгадав себя и ситуацию, попыталась освободиться из кольца его рук. Её отпустили как-то очень легко. Душа готова была завыть от сожаления, разум же отбивал торжественный марш. Желание вернуться переплелось с необходимостью остаться на расстоянии. Сердце билось в груди, как у неразумной школьницы. Как у той Марины, которой давно уже не было в живых.
Он спокойно наблюдал за её метаниями и чуть опустил взгляд, как будто смутился. Марина не верила глазам: этот человек врывался в её кабинет, вел себя, как наглец, и отчитывал ночью по телефону. Что ему нужно, раз он так переживает?
– Прости, если сделал что-то не то. Не хотел тебя напугать. Ты очень красивая, Марина. И я не знаю, как попросить. Это очень интимная просьба, очень важная.
