Пока я витала в своих мыслях, он уже убрал все бинты с ног и осмотрел раны под ними. Теперь он снимал бинты с живота, они всё равно тяжело снимались и он приблизился к моему животу, наверное, чтобы безболезненно снять их.
Его дыхание. Оно… от него моё тело покрылось мурашками. Мне очень стыдно и не комфортно, я чуть ли сквозь землю не провалилась в этот момент.
Конец POV Каллиста
Идеальнее тела он не видел, а ведь через его кровать прошло не мало женщин, и все они были хороши собой. Её кожа, несмотря на все уроны, была идеальной. Такая нежная, бархатистая, как у младенца, кожа цвета фарфора. Её божественная фигура, уже большую, но не до конца сформированную грудь. Он пугался собственных мыслей о ней, как о женщине и старался отвлечься.
Она же рассматривала ванную комнату, рифления на каменной кладке потолка и пола, золотые краны, форму ванны и раковины. Она рассматривала каждую мелочь, но её взгляд застыл на огромном старинном зеркале во весь рост. Она впервые увидела своё отражение. Подумать только, она и не знала, насколько красивы её кровавые волосы, её фигура, и какая хрупкая она на самом деле. Но, первым она заметила, то, что она отличается от других.
– Почему я такая? – спросила она у Кола.
– Что ты имеешь в виду? – сразу не сообразив, о чём она спросил Кол.
– Мои глаза и волосы, они не такие как у всех. Почему? – он тяжело вздохнул, ведь он не знал, как ей это более доступно объяснить.
– Я не знаю, как тебе объяснить. В общем, над твоими родителями ставили опыты, и это отразилось на то, какой ты родишься. Понимаешь? – она, молча, кивнула. – Но, это не точно. Может фашисты специально хотели получить тебя такой, может так получилось случайно. Об этом знали только они, никаких документов о тебе не нашлось, к большому сожалению.
Она опустила голову и замолчала.
Через минут десять Кол принёс Каллисту в спальню, завёрнутую в большое полотенце. Она не хотела уезжать, но не как не могла на него повлиять, ей оставалось только сесть и ничего не делать.
Он принёс платье, нижнее бельё, бинты, прочие вещи и положил на кровать.
– Туда куда я тебя повезу, нужно появиться в отличном виде, так что придётся одеть всё это и замаскировать твои волосы, глаза, ссадины и синяки. Встань твои раны нужно забинтовать, – она легла на кровать и смотрела ему в глаза, ей вдруг стало безразлично, что полотенце распахнулось и теперь она обнажённая и мокрая лежит перед ним. – Я так понимаю это протест. Этим ты ничего не изменишь, я могу всё сделать и без твоей помощи.
На этот раз он начал с рук. Его злило то, что она сопротивляется ему, знала бы она как ему сейчас эмоционально тяжело. Часть его хочет оставить её, начать реабилитацию, а другая говорит нужно отдать Кетсии, она ей поможет. Как говориться, рождённый ползать, летать не может.
Он тоненько забинтовал раны, чертыхаясь, потому что делать это ему было крайне неудобно, из-за бойкота Каллисты. Закурив сигарету, он посадил Калли к себе на колени. Быстрыми, ловкими движениями надел нижнее бельё, пепел с сигареты чуть ли не упал на нежную кожу Калли. Матерясь, он посадил её на кровать, но она снова легла.
Настала очередь чулок, раньше он обожал надевать их на женщин. Но, после Калли, он, скорее всего, спокойно смотреть на них не сможет, без нервного тика. Ведь, когда он начинал одевать их, она в свою очередь начинала трясти ногами, и они слетали, но он всё равно победил.
