Я не могу без тебя жить (стихотворения, поэмы) - страница 4



Неизменная товарищеская заботливость со стороны Владимира Владимировича продолжалась до конца его жизни. Благодаря ему было издано много моих книг. Позже я написал о нем поэму, чтобы хоть отчасти восполнить свой долг перед ним. Без него мне стало труднее. И, несмотря на знаки внимания со стороны товарищей по литературе, я так никогда и не оправился от этой потери. Это невозвратимо и неповторимо.

На этом, собственно, и заканчивается моя автобиография. Все остальное лишь варианты главного.


Николай Асеев

1957 – 1962

Москва

Стихотворения

Москве

Константину Локс

И ты передо мной взметнулась,
твердыня дремная Кремля, —
железным гулом содрогнулась
твоя священная земля,
«Москва!» – и голос замирает,
и слова выспреннего нет,
взор опаленный озирает
следы величественных бед;
ты видела, моя столица,
у этих древних алтарей
цариц заплаканные лица
и лики темные царей;
и я из дальнего изгнанья,
где был и принят и любим,
пришел склонить воспоминанья
перед безмолвием твоим…
А ты несешь, как и когда-то,
над шумом суетных шагов
соборов сумрачное злато
и бармы тяжкие снегов.
И вижу – путь мой не случаен,
как грянет в ночь Иван: «Прийди!»
О мать! – дитя твоих окраин
тоскует на твоей груди.

1911

Грозува

Как ты подымаешь железо,
так я забываю слова:
куда погрохочет с отвеса
глухая моя булава?
Как птицы, маячат присловья,
но мне полонянна – одна:
подымет посулы любовья
до давьего дневьего дна.
По крыльям железной жеравы
стекает поимчивый путь,
добычит лихие забавы
ее белометная грудь.
Ветров перемерявши шелком
беззвучии твоих глубину,
я вызвежжусь на небе желклом,
помолньями в мир полыхну —
Чтоб ты, о печале Роксано,
вершала могучий потуст,
ничьею рукой не касанна,
ничьих не касаема уст.

1912

Москва

Фантасмагория

Н. С. Гончаровой

Летаргией бульварного вальса
усыпленные лица подернув,
в электрическом нёбе качался
повернувшийся солнечный жернов;
покивали, грустя, манекены
головами на тайные стражи;
опрокинулись тучами стены,
звезды стали, стеная, в витражи;
над тоскующей каменной плотью,
простремглавив земное круженье,
магистралью на бесповоротье
облаками гремело забвенье;
под бичами крепчающей стужи
коченел бледный знак Фаренгейта,
и безумную песенку ту же
выводила полночная флейта.

1913

Заповедная буща

Триневластная твердыня
заневоленных сердец.
Некуда дремлюге ныне,
некуда от шумей деться:
мечутся они во стане,
ярествуют на груди.
А в те дни, смеясь, предстанет
везичь везей впереди!
Бунь на поляне Цветляны,
осень взбежала – олень, —
только твои не сгубляны
ясовки, яблочный день;
только твои не срубляны
белые корни небес…
Дивится делу Цветляны
детская доля живее.

1913

Москва

* * *

Перуне, Перуне,
Перуне могучий,
пусти наши стрелы
за черные тучи.
Чтоб к нам бы вернулись
певучие стрелы,
на каждую выдай
по лебеди белой.
Чтоб витязь бы ехал
по пяди от дому,
на каждой бы встретил
по туру гнедому.
Чтоб мчалися кони,
чтоб целились очи, —
похвалим Перуна,
владетеля мочи.

<1914>

* * *

Ой, в пляс, в пляс, в пляс!
Есть князь, князь, князь,
светлоумный, резвоногий,
нам его послали боги!
Ой, ясь, ясь, ясь!
Есть князь, князь, князь!
Как твой первый бег,
буди быстр весь век.
Как ты всех упрежал,
пред тобою кусты
под покровом тьмы
преклонялися,
а до нас добежал,
светлоликий ты, —
пред тобою мы
рассмеялися.
Ой, в пляс, в пляс, в пляс!
Есть князь, князь у нас,
светлоликий, резвоногий,
нам его послали боги!

<1914>

Бреговег

Зазмеившись, проплыла,
грозных вдаль отбросив триста,
в море – памяти скула —
в слезы взмыленная пристань.