Человек в пиджаке поставил бутылку на стол. Рядом стояли два очень красивых коньячных стакана. Свет электрической лампы падал на их хрустальные бока. Это было великолепное зрелище.
Но открывать бутылку Человек в пиджаке не спешил. В комнате рядом с ним находился еще один Человек с очень короткой стрижкой. Он взял бутылку в руки, прочитал этикетку и поставил ее назад, на стол. От ладоней этого Человека с очень короткой стрижкой не исходило никакого тепла. Они были ледяные, эти ладони.
Человек в пиджаке что-то ему говорил. Говорил долго, сбиваясь, как будто в чем-то оправдываясь.
Человек с очень короткой стрижкой молчал, лицо его не выражало никаких эмоций, лишь уголки губ слегка кривились вниз.
Человек в пиджаке между тем продолжал говорить, сбиваясь на крик. Он нервно ходил по комнате, что-то доказывал, о чем-то просил.
Неожиданно он бросился на Человека с очень короткой стрижкой, пытаясь его ударить.
Но его соперник был явно сильнее и проворнее. Схватив бутылку, частью которой я был, он разбил ее о стену и несколько раз ударил ею Человека в пиджаке в живот.
Я почувствовал, как по мне потекла соленая красная жидкость, которую Люди называют кровь.
Я не видел, что было дальше, потому что, отделившись от единого целого и превратившись в осколок, я закатился под кожаный диван, в пыль.
Там я провел несколько дней рядом с какой-то поломанной зажигалкой и визиткой адвоката.
Потом кто-то толстый вымел меня оттуда щеткой на длинной деревянной ручке и выбросил в мусорное ведро.
Мусор этот кто-то очень толстый высыпал в большой зеленый бак.
В баке я пробыл недолго. Когда вонючая мусорная машина по дороге на свалку подпрыгнула на очередном ухабе, я вывалился из бака в серый придорожный песок.
Соленый вкус крови я испытал еще один раз.
Это случилось в начале прошлого лета. Босоногая девчонка наступила на меня пяткой.
А потом меня подобрал белобрысый мальчик, который в данный момент смотрит через мое мутно-зеленоватое тело на солнце.
– Черт! – вскрикнул Второй Мальчик. На указательном пальце его правой руки выступила алая капелька крови. – Порезался…
Размахнувшись, он метнул осколок стекла в речку.
Осколок, булькнув, пропал в темноте ленивых вод, а по поверхности речной глади пробежали ровные кольца…
О соснах я знаю все. Было бы странным этого не знать мне, проведшему между них всю свою сознательную жизнь. Сосны умеют двигаться только вверх. Начиная свою жизнь из маленького семечка, вывалившегося из шишки, они неустанно растут вверх, к небу, пока не становятся высокими могучими деревьями с головокружительным ароматом хвои. Сосны умеют плакать. Янтарные вязкие слезы, которые вы называете смолой, выступают на их коре от удара или надпила. Сосны плачут. Как сосны смеются, я не знаю. Ни разу не видел, хотя знаю о соснах все. Наверное, они не умеют смеяться.
О соснах я рассказываю вам не случайно. Просто о них рассказывать интереснее. Я намного примитивнее их. Я не умею двигаться даже вверх. Я не умею плакать. Смеяться тем более не умею. Я сделан из железной арматуры и гипса. Я пионер. Я гипсовый пионер.
Вот уже много лет я стою на кирпичном, выкрашенном известкой постаменте. Он давно просел, а из одного его края выбиты несколько кирпичей.
Когда-то недалеко от меня стояли еще несколько гипсовых фигур. Женщина с веслом и футболист.
Женщина мне нравилась. Мне нравились ее голые ноги, мощные, как и полагается спортсменке, мне нравился ее бюст. Я давно не ребенок, хоть и выгляжу, как пятиклассник, поэтому повторю, мне нравился ее бюст. Мне нравилось ее лицо, всегда спокойное и уверенное в победе. Мне нравились ее руки, сильные, но в то же время женственные, с тонкими запястьями. Даже ее весло мне нравилось, хотя ничего особенного в нем не было. Весло как весло.
