Там же на больничных подушках и сетчатых металлических кроватях-гамаках я довольно скоро подружилась со вшами. Или они со мной. Отношения развивалась стремительно. Вши плодились и размножались быстро. Настолько, что вскоре дружба стала носить характер экспансии, и они перебежали к моей младшей сестре. Гайморит отошел на второй план. Отныне все силы бросили на выведение вшей. Уксусным раствором, так, что аромат от волос был на весь двор, вычесыванием гребешками и расческами, аптечными лекарствами и бог знает, чем еще.
А между лечением гайморита и выведением вшей я читала книги. Наряду с произведениями школьной программы пролистывала и то, что попадалось дома. Например, детскую христианскую литературу вперемешку с книгами свидетелей Иеговы. Мне было интересно все. Поэтому через два месяца школьных каникул я уже знала наизусть «Отче наш», молилась перед сном, неплохо знала Ветхий и Новый завет. При этом, как и положено в лучших образовательных учреждениях, теория подкреплялась практикой: по воскресеньям нас с сестрой водили в детскую воскресную школу.
Также пару раз нас водили во дворец спорта «Дружба» напротив дома. Там в теплой и дружеской атмосфере собирались свидетели Иеговы. Было шумно, многолюдно и, кажется, даже весело. Вместе со взрослыми мы пели песни, листали брошюры, принимали какие-то подарки.
Получив нас с сестрой обратно, мама узнала про приобретенный (разумеется, еще на севере), но уже успешно вылеченный гайморит, вшей, остатки которых предстояло вычесывать еще минимум месяц, и то, что мы с сестрой приняли Господа нашего Иисуса Христа в свое сердце.
О чем в тот момент думала мама, мне неведомо. Возможно, в уме разворачивались картинки зарождающейся секты в рамках отдельно взятой ячейки общества.
Мама была не против Бога, но и не очень за. В младенчестве нас даже крестили, но дальше дело не пошло. Поэтому она искренне недоумевала, почему отныне за обед дети благодарят какого-то Бога, когда готовила она. Как ей объяснить, я не знала. Свидетельствовать против себя не хотелось, лжесвидетельствовать тоже. Поэтому я просто ушла в подполье и отныне молилась про себя, перед сном.
Спустя годы, когда мне было лет двадцать, я стала снова открывать для себя, что есть Бог, церковь и вера. Освоила православные ритуалы и церковный дресс-код, стала различать иконы и глубже понимать жития некоторых святых. Что свечу за здравие – в круглый подсвечник, накрашенной в церковь ни-ни, и прикладываться к иконам во время таинства причащения – тоже. Знаю некоторые молитвы, но довольно неумело повторяю в храме «Символ веры».
Я редко вспоминаю про гайморит, еще реже про вшей (тьфу-тьфу-тьфу), но очень часто про то, где начиналась моя вера. Бабушка с дедушкой по-прежнему молятся перед сном. Книги свидетелей Иеговы ушли в отставку. На стене рядом с нашими детскими фото – православные иконы.
Периодически я звоню в Донецк. Последний год чаще, чем раньше. В районе дворца спорта «Дружба» нынче отнюдь не дружеская атмосфера. Настолько, что ни я, ни мои родные из России ехать туда пока не рискуем.
По телефону бабушка говорит, что братья из церкви иногда помогают им финансово. Что за братья, из какой именно церкви, я не уточняю. Мне все равно, главное, что «все хорошо, к нам пока не долетает и деньги есть». Надеюсь, что есть. Потому что без помех туда сейчас долетает только молитва. Регулярно. В оба конца. Единственная сеть с общим доступом, которая работает без сбоев.
