Всего через несколько минут они вышли на полянку, в центре которой стояла деревянная часовня. К небу вздымался шпиль, покрытый замшелой черепицей. Проводник подтолкнул мальчика ко входу в часовню, расположенному под коротким козырьком, с которого свисал дикий плющ, и велел ждать. Кровь застыла в жилах ребенка, когда он понял, что́ приколочено к дверной створке. Скелет. Человеческий. Второй раз за день к глазам подступили слезы, и взгляд у мальчика помутился. Мир вокруг превратился в зеленые и коричневые пятна, но, стоило ему поднять веки, скелет, будто насмехаясь, появлялся перед ним вновь.
Из-за угла возник проводник с косой в руке. Ребенок чуть не взвыл. Пробил его последний час, и он смирился, покорно позволив вести себя к собственной смерти. Проводник протянул ему длинное орудие, но тот в страхе попятился.
– Бери! – рявкнул человек.
Ребенок повиновался. Он всхлипнул и свободной рукой утер слезы.
Проводник шагнул ко входу и нажал ручку. Дверь бесшумно отворилась, как виделось мальчику в его самых страшных кошмарах, и он смог заглянуть внутрь.
Его глазам предстало чудовищное зрелище, от которого у него перехватило дух.
Здание, в котором помещался Институт судебно-медицинской экспертизы, представляло собой гигантский параллелепипед со сплошь застекленными фасадами. В высоту оно, однако, было не более шести этажей, так что именно основание придавало ему сходство с космическим кораблем современных геометрических очертаний, как если бы пришельцы с других планет имели склонность к брутализму в архитектуре. Дарио велел Максиму сесть за руль, а сам, удобно устроившись на пассажирском сиденье, указывал дорогу. Максим даже подумал, уж не намерен ли его напарник немного вздремнуть.
Автомобиль по служебному проезду обогнул здание и припарковался возле металлической двери. Дарио подошел к кодовому замку, пошарил во внутреннем кармане куртки и выудил оттуда клочок бумаги.
– Код меняется каждый месяц, – пояснил он Максиму.
Замок разблокировался с электронным жужжанием, и двое мужчин двинулись по прямому длинному коридору. В нос им пахну́ло антисептиком, а от ослепительной белизны всех поверхностей оба прищурились.
В конце коридора перед ними распахнулись двери лифта.
– Минус второй, – войдя в кабину, сказал Дарио.
Механизм пришел в движение, и красные цифры на табло начали отсчет.
Дарио порылся в карманах и вытащил упаковку жевательной резинки. Одну торопливо закинул в рот, лихорадочно принялся жевать. Максиму, к удивлению последнего, даже не предложил.
– Предупреждаю, – бросил Дарио. – Я туда не войду. Только провожу тебя до дверей.
– Как это? Ты что, не будешь присутствовать при вскрытии? – изумился Максим.
– Нет, – отрезал тот, энергично тряся головой. – Это сильнее меня, я не могу.
Вскоре они оказались в другом коридоре, более коротком, который заканчивался двустворчатой дверью с круглыми окошками из оргстекла.
– То есть за всю свою карьеру ты ни разу не взглянул на трупы и не присутствовал при вскрытии в морге?
– Нет, один раз было дело. А после этого – всё.
Тучи вопросов роились в голове Максима, однако он решил с ними повременить.
Щелкая подошвами по линолеуму, жандармы приближались к прозекторской.
– И как же тебе удавалось увиливать все эти годы? – продолжил Максим.
– Уступал место коллегам. Клянусь тебе, это какая-то фобия, что ли. Не могу видеть, как кромсают человеческие тела.
