Читать онлайн Денис Городнов - Сновидения пивного пьяницы

Я сидел в удобном вращающемся стуле и ждал. Моё собеседование было прервано. Я пришёл раньше назначенного срока, и девушка сказала мне примерно так:

– Хорошо, давайте начнём. Человек опаздывает. Но как только он придёт, я переключусь на него, а потом вернусь к вам.

– Хорошо, – говорю, – так и поступим.

И вот сижу, вращаюсь. Копаюсь в телефонной книге. Удаляю какие-то номера с непонятными наименованиями: «Лида», «Лёша зав.кран.», «грузчик», «мебель».

А тут неплохо, думаю, выглядит всё вполне солидно.

Мне кто-то позвонил, и я ответил:

– Я на собеседовании.

Затем девушка вернулась, держа в руках мою анкету.

– Давайте продолжим.

– Конечно.

Она читала анкету и мурлыкала: «Угм-м-му… М-м-м…»

Сижу, думаю: нужно бы завести кошку. Или двух кошек.

– Ваши положительные качества, – говорит она, – вы тут…

– Что? – встрепенулся я.

– Вы указали только одно. Вот здесь…

– Ну да.

– Нужно больше. Окончательное решение принимаю не я, люди, которые будут читать вашу анкету…

Девушка была симпатичная, с добрым лицом, красиво подведёнными глазами. Пока она говорила, я смотрел, как покачивается её чёлка.

– Люди, которые будут читать вашу анкету, могут подумать…

Я сразу представил себе целый консилиум. Человек 15. Один, во главе стола который, говорит:

– Передайте-ка мне его анкету. Сейчас посмотрим…

Ему передают, он небрежно пробегает глазами:

– Эй! Да у этого парня всего одно положительное качество!

– Что?..

– Да как это возможно?! – раздавались бы голоса.

– Не-е-ет, так дела не делаются…

– Это пассажир ненадёжный!

– Да, действительно, одно – тут так указано. Нате-ка, полюбуйтесь!

И он пускает по кругу мою анкету, люди передают её со словами:

– Этого не может быть! Поразительно…

Девушка говорит:

– Давайте с вами сейчас дополним немного! Что вы ещё хорошего можете рассказать о себе?

Я напрягся. Вспомнил кошек.

– Животных люблю, – говорю, – собак. Собираюсь завести двух кошек.

– Во-о-от, – она стала писать в моей анкете и проговаривала: – Ко-оше-ек. Угму, ещё?

– Я не знаю. Правда.

– Ну как не знаете! Ну как же не знаете?

– Да ерунда всё это! Честно, ну кому это надо?

– Люди, которые…

Я вспомнил консилиум.

– Напишите там, что я честный, добрый, порядочный и отзывчивый человек. Упиваюсь пьесами Чехова и музыкой Паганини. И ещё вином. Нет, этого не пишите, – засмеялся я.

Она тоже улыбнулась.

– Ну вот! Можете же, когда хотите! Как относитесь к алкоголю?

Я всегда хочу, когда могу! Или как там она сказала?

– Абсолютно индифферентно, – схохмил я.

Она мучила меня ещё минут 20, а затем я ушёл.

В автобусе было очень душно. Вообще, летом в Ростове просто невыносимо. Как по поверхности солнца ходить. Яичницу можно на асфальте жарить. Проверено. Мне досталась солнечная сторона, я ехал на чёрном раскалённом сидении, обливался потом. Люки были открыты, но из них дул горячий воздух, словно из духовки.

Я зашёл домой, швырнул ключи на небольшой столик, достал из холодильника бутылку пива. Стал рассматривать содержимое этого самого столика: два рулона туалетной бумаги, механический будильник, листы формата А4, старые газеты, две давнишние, размеченные программки скаковых испытаний, какие-то книги. На одной из книг я прочитал «Артур Шопенгауэр». Ну и ну! На этом я и закончил. Тут запёрся мой сосед по съёмному жилищу (он квартировал в комнате напротив) и предложил мне выпить с ним портвейна. Я решительно протестовал. Удивительный он парень. Живёт в ритме портвейн – сон – портвейн. Когда он умудряется работать? Иногда мне кажется, что окружающие живут в какой-то сказке, в сказке, где нет места только мне. Это только у меня болят зубы, выматывает работа, раздражают очереди, мучает похмелье. Все остальные довольны, они смеются и улыбаются, шутят и веселятся. Как говорил герой Александра Абдулова в фильме «Жёлтый карлик»: «Мысли о смерти всё чаще и чаще посещают меня…»

Через пару деньков позвонил Тёма. Мы с ним о чём-то немного посмеялись, а затем условились, что можно будет встретиться (на его сленге – пересечься) в центре, ближе к вечеру. Меня не так-то просто выкорчевать из моей хибары. В кинотеатры я не хожу, по городу не гуляю. Пить предпочитаю в одиночестве. Достаточной характеристикой может являться уже тот факт, что я за 10 лет жизни в Ростове ни разу не был в так называемом «ночном клубе».

Но с Тёмой мы давненько уже не виделись, а ведь это мой единственный друг. Мы вспомнили, когда он звонил, как однажды, на третьем курсе института, портрет Хемингуэя спас нас от отчисления. Это было примерно начало сентября. На доске объявлений или какой-то подобной хрени, что висела сразу напротив нашего деканата, каждый сентябрь, то есть после летней сессии, вывешивали альбомный листок, где были отпечатаны фамилии студентов, номинированных на отчисление. Разумеется, мы там. Завсегдатаи. И вот мы отправились ликвидировать одну из четырёх, пяти или шести задолженностей. Учились мы на бюджетном отделении, потому возиться с нами особо никто не хотел. Отправились куда-то на западный, куда-то далеко. Насилу отыскали нужное нам здание, пропустили по паре пива с анчоусами и предстали перед экзаменатором. Старушка, возраст – преклонный, лет 65–70. Предмет – не помню даже его названия. Не уверен, что я именно «не помню», может, и не знал, даже тогда. Что-то связанное с анатомией, биомеханикой, что-то запутанное и непонятное. И вот стала она задавать свои вопросы, отвечать надлежало в режиме реального времени. Я – ни в зуб ногой. Барахтаюсь в океане. Артём что-то мямлил. Даже не мямлил, ублюдок даже что-то отвечал.

– Эй, ты откуда знаешь всё это?

– Да так, на лекциях что слышал, то запомнил немного.

– На каких, на хуй, лекциях? Мы на них не ходили!

– Не знаю тогда, отъебись!

Но, как выяснилось, это была только разминка. Когда бабуля перешла к серьёзным вопросам, нам оставалось только сидеть и переглядываться. Затем она стала подводить всё к тому, что сейчас мы, мол, в пролёте, что нужно будет приезжать сюда ещё раз, когда подучим материал. Нас такой вариант не устраивал, сроки установили в деканате, сроки, нас поджимавшие, давившие на нас. И тут я углядел, что за её спиной, над чьим-то рабочим местом висит портрет Хемингуэя. Нужно было нарушить молчание, разбавить эту неловкую паузу, она играла против нас.

– О, да это же Хемингуэй, верно?

– Что? Где?

– Да вон на стене портрет, сзади.

Бабка повернулась и посмотрела:

– О-о-о, да вы ЗНАЕТЕ! Это место одного нашего профессора… Бывшего, он уже умер! – она просто ликовала.

– Как и Хемингуэй, – заметил я.

– Ну да.

Такой реакции я не ожидал.

– У нас тут два мальчика было, – говорила она, – так они спрашивали, что это за мужик. Я сказала, что не поставлю им, пока они не скажут мне, кто это. Так они его на телефон сфотографировали и ушли, а вы ЗНАЕТЕ!

– Ну конечно. Мы – спившаяся интеллигенция. Позор института.

– Ха-ха-ха-ха.

Бабушка раскраснелась, она была очень довольна нами. Поставила нам зачёт. Мы ушли.

– На лекциях он запоминал, – бросил с пренебрежением я, – цирк!

– Ой, да иди на хуй…

Сегодня вечером мы встречаемся в центре. Я ничего не могу рассказать о центре. Я анахорет, затворник.

– Встречаемся на консерве, – сказал Артём.

– На какой ещё консерве?!

– На консерватории.

– Где?

– Блядь, ну ты не знаешь где?

– Нет.

– Да ты заебал! Ну как сказать? Садись на девяносто второй.

– Ну.

– Там, где ты был, классику свою слушал. Там фонтан ещё!

– А-а-а-а, всё я понял. Там фонтан и лавочки.

– Ну, блядь, слава богу!

Ну так вот, принял я ванну, воспользовался спреем, оделся и выдвинулся в центр. Обещания, которые я легко раздаю по пьяни, я со скрипом выполняю потом. Сколько раз я брал у девушки телефон, цитировал Гомера, обещал позвонить на следующий день, а потом вставал – похмельный, больной и злой. Ни о каких звонках речи и не шло. И вот я опять встрял. Я злюсь на себя, загружаюсь в маршрутку и еду стоя. Смотрю на какого-то китайца. Ублюдок едет сидя и слушает свой плеер. Запихнуть бы ему этот плеер в его жёлтую пасть! Думаю: главное – побыстрее напиться, побыстрее! Станет получше. Всё покроется лёгкой дымкой, немного расплывётся, мешки с песком отправятся за борт, полёт станет легче.

Буду краток: мы пьём на этой ёбаной консерве, затем перемещаемся на «яйца», Тёма меня с кем-то знакомит. Я уже и не помню. Марина, Лена, Лёха… Затем я расслабляюсь в цветах. То есть валяюсь в центре города в цветочных насаждениях. Пьяный. На этих «яйцах» одни неформалы. Волосатые и в кедах, на скейтах, эмо, короче, вся эта ебала. Я блюю в клумбу, затем обтираю рот рукавом. Смотрю: а Тёма-то лечит какую-то бабу. Подваливаю, они говорят о каких-то майках. Затем они дёргают меня на Пушкинскую. Я готов: я хочу ебаться, и побольше, драться и декламировать стихи Асадова.

Утром я плох. Я чувствую себя грязным. Постельное бельё пахнет свежестью, и это немного расслабляет. Туннельным эхом в голове звучат вчерашние крики. У меня клаустрофобия, мне плохо. Я боюсь сходить в туалет. Я потею. Рядом на стуле, заваленном моими шмотками, дребезжит телефон. Сначала я пугаюсь, затем жду секунд восемь и беру трубку.

– А? Да?

– Это компания «Шведский диалог», мы рассмотрели вашу кандидатуру. Вы готовы выйти на обучение?

– На обучение? – не в силах ничего сообразить с такого похмелья, я постоянно переспрашивал услышанное, будто бы надеялся, что всё это мне снится.

– Вы приняты. Обучение с понедельника. С десяти и до восемнадцати. Мы вас ждём.

Я судорожно ищу календарь в своей старенькой Nokia. Воскресенье, обучение – в понедельник. Ублюдки, хоть бы за два дня позвонили.

Они говорят – «вы». Уже хорошо. Ладно, у меня есть ещё целое воскресенье, а там посмотрим, что за каша.

Уже днём я посасывал пивко, сидя в кресле, и слушал рассказ одного парня. Он говорил:

– Прикинь, Стас дебил! Аптеку пытался ограбить! Зашёл в восемь утра с…

– Какой кретин будет грабить аптеку в восемь утра? – перебил я его. – Что он рассчитывал унести оттуда? Тюбик противовоспалительной мази или леденцы от кашля за двенадцать пятьдесят?

– Да не знаю я! Слушай: зашёл он туда, напялил на голову колготки и…

– Откуда у этого идиота колготки?

– Да блядь, не знаю я! Купил! Ты можешь дослушать?

– Да, конечно. Извини. Продолжай.

– Так вот, – продолжал он, а я пока закурил, – так вот, напялил колготки, достал пугач свой…

– У него есть пугач?

– Да заебал ты, слушай, бля!