Я отвечаю за все - страница 29

– Гусь на базаре лядащий – до трехсот рублей, – говорил дед. – А печенка? Печенки было брато не менее как три кило…

Говорил дед, как приглушенный репродуктор, – его мало кто слушал. Евгений, проводив Веру Николаевну, переоблачился в полосатую, рвущую глаза своей европейской расцветкой пижаму и специальной мастикой чрезвычайно сосредоточенно оттирал оспины на лаке столика для рукоделия, ворча при этом, что не кто иной, как хам Салов, гасил окурки – такая у него уж гнусная привычка…

Адмирал налил себе стакан морсу, сел на диван, спросил у Евгения, откуда вся эта меблировка, шторы, гардины, скатерти…

– Печатное слово, папа, выручает, – энергично втирая мастику в дерево, бодро ответил Евгений Родионович. – Я сейчас заделался медицинским писателем, по линии популяризации науки…

– Свои работы имеешь?

– Популяризирую, – бросив беглый взгляд на адмирала, сказал Женя. – Перевожу, так сказать, на язык родных осин некоторые сложноватые для широких масс сюжеты. Например, есть такой профессор, допустим Р. Он многие годы занимается отморожениями и ожогами. Отрицать не буду – голова! Но нам, в области, в самом Унчанске, нужна брошюрка, понимаешь, популярная, доступная, как и чем лечить ожоги и отморожения, – сам помнишь, мы в этой области никогда не отставали. Вот я и издал по материалам профессора, допустим – Р., что в предисловии и отметил с благодарностью, сославшись, конечно, на его труды. Написал и издал книжечку – будет тебе подарена с надписью и подписью, – книжечку с картинками «Как лечить ожоги и отморожения».

– И безнаказанно прошло? – с беглой усмешкой спросил адмирал.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Не побил тебе морду этот самый профессор Р.?

– За что же? Ведь я его только популяризирую. Наоборот, я ему книжечку послал свою с благодарственной надписью от имени унчанских обмороженных и обожженных…

– Ловок! – сказал адмирал. – Ловок ты, Женюра. А он-то тебе ответил?

– Пока нет! – быстро сказал Евгений Родионович. – Но другие отвечали. Я вот об изготовлении витаминов домашними способами сделал книжечку, тут мне много Ираида помогала – это ведь тема ее диссертации, она решительно всю литературу знает. Издал еще книжечку «Берегите сердце», потом по инфекционным некоторым болезням…

– И по сердцу ты, значит, тоже понимаешь? – поинтересовался адмирал. – Силен ты, однако! И слог есть?

– Да никто не ругает, – бросив оттирать столик и взяв из вазы конфетку, сказал Женя. – После войны люди, естественно, занялись своим здоровьем. И многим невдомек, что от них от самих зависит почти все, что они сами кузнецы своего самочувствия…

– Это ты насчет там гимнастики, да? – почти сочувственно осведомился Родион Мефодиевич. – Чтобы не курили? Жирная пища – так? Примеры долголетних стариков?

Он поднялся, расстегнул на горле под галстуком рубашку, расстегнул пуговицы мундира. Старая, глухая ненависть к Женьке засосала под ложечкой, а тот ничего не замечал, рот его был набит огромной шоколадной конфетой, которую он старался размять сразу, но как-то неудачно – конфета пошла липкой пеной и ляпнулась на пижаму. Той же ватой, которой вытирал он мастику, Евгений Родионович хлопотливо навел порядок на лацкане, подошел к отцу, обнял его за талию и голосом, замешанным еще на шоколаде, произнес:

– Ничего, батя! Все будет хорошо. Я понимаю, тебе нелегко – война, потери, горе, личное горе. Но где-то сказано, у писателя у какого-то: «Мы передохнем», да? Или «мы отдохнем». Ты отдохнешь, папа, все наладится, все будет о'кей. Хочешь, сейчас коньячку выпьем? Ты ведь ничего нынче не пил, я заметил…