Она ставит ногу на ограду. Нога длинная и очень красивая.
«Не смей об этом думать. Не смей об этом думать», – твержу я себе.
И вдруг она меня замечает. И тут же отворачивается. Опускает голову и смотрит в землю. Прямо как тем утром. На меня глядит не больше секунды. Я понимаю: девушка сама ко мне не подойдет. Умная мысль посещает меня, как раз когда она снимает одну ногу с ограды и ставит на нее другую. Хочешь пообщаться, Эд? Подойди сам.
Растяжка завершена. Девушка берет толстовку. И тут я резво подымаюсь и иду к ней.
Она начала было бежать, но тут же остановилась.
Потому что все поняла.
Я думаю, она должна это чувствовать: я здесь, потому что она здесь.
Между нами шесть или семь метров. Я смотрю на нее. Ее взгляд упирается в землю где-то в ярде от моей правой ноги.
– Здравствуйте… – выговариваю.
Глупым до невозможности голосом.
И перевожу дыхание.
– Привет, – отвечает она.
Ее глаза все еще изучают землю где-то рядом со мной.
Я делаю шаг. Один.
– Меня Эд зовут.
– А я знаю, – говорит она. – Эд Кеннеди.
Голос высокий, но мягкий – в него можно упасть с разбегу. Чем-то напоминает Мелани Гриффит. У нее похожий голос, помните? Вот и у девушки такой же, да.
– А как ты узнала, кто я? Мне же интересно.
– Ну, папа газету читал, а я твою фотографию видела. Там про ограбление банка было, да?
– Ага, – говорю я и подхожу ближе.
После нескольких неловких мгновений она все-таки поднимает на меня глаза.
– А зачем ты за мной ходишь?
И вот стою я, одолеваемый усталостью, и говорю:
– Я пока еще сам не понял.
– А ты точно не извращенец или вроде того?
– Да нет же!
И тут же начинаю судорожно думать: «Не смотри на ее ноги. Не смотри на ее ноги!»
А она глядит на меня и улыбается – приветливо, как тогда.
– Ну и отлично. А то я уже начала бояться – ты ведь каждый день приходил.
А голосок сладкий-сладкий, даже не верится, что такие бывают. Прямо как клубничный наполнитель в мороженом…
– Слушай, извини. Не хотел тебя пугать.
На губах ее выступает осторожная улыбка.
– Ладно, ничего страшного. Просто… ну… у меня с людьми разговаривать не очень-то получается.
Она снова отворачивается, будто от стеснения ей перехватило горло. Потом говорит:
– Вот… В общем, ты не против, если мы не будем разговаривать?
Она спешит добавить, боясь меня обидеть:
– То есть я совсем не возражаю, чтобы ты по утрам сюда приходил. Просто я говорить не буду, ладно? Я не очень себя удобно чувствую и все такое…
Я киваю в ответ, надеюсь, она это замечает.
– Да не проблема.
– Спасибо.
Девушка оглядывает землю у моих ног в последний раз и вдруг спрашивает:
– А ты, похоже, бегаешь не очень регулярно?
Вкусом ее голоса можно наслаждаться – в данный момент я, например, распробовал на губах девушки клубнику. Вполне возможно, мы вообще в последний раз говорим, и я ее больше не услышу. Но потом все же отвечаю:
– Да, не очень.
И мы обмениваемся понимающими дружелюбными взглядами.
А потом она убегает. Я смотрю ей вслед и слушаю, как босые ступни легонько касаются земли. Чудесный звук. Он напоминает ее голос.
В общем, на стадион я прихожу каждый раз до работы. И каждый день она бегает. Каждый божий день, ни единого пропуска! Помню, однажды утром лил дождь как из ведра – так она все равно наматывала круги.
В среду я беру отгул (оправдываясь перед собой, что человек, у которого есть высокое призвание в жизни, должен идти на жертвы). Швейцар плетется вслед за мной, и мы направляемся к школе. Время около трех, и она выходит после занятий. С ней небольшая компания друзей, и это отрадно. Как я и предполагал, от одиночества девушка не страдает. Хотя, видя такую стеснительность, начинаешь беспокоиться.
