— Не кричи, — его дыхание касается уха.
Миша разворачивает меня к себе лицом и прижимает к кафельной стене. Убирает руки. Делает два шага назад.
— Это преподавательский туалет. Здесь нам точно не помешают.
— Ты с ума сошёл?! — всё же кричу на него на эмоциях и адреналине.
— Наверное, — хмыкает он. — Но ты же меня игноришь по всем фронтам. Записки возвращаешь. Сообщения в мобильнике не открываешь.
Я двигаюсь по стене в угол. Миша приближается. В этот раз медленно.
— Это было твоё сообщение… — сердце падает в живот и болезненно колотится о брюшную стенку.
У Мишки такой взгляд сейчас. Как у раненого зверя. Столько эмоций. В нём и злость, и ревность, и то самое чувство — влюбленность. Я вижу, как его штормит. Он делает ко мне ещё один шаг.
— Миша, нельзя, слышишь? Тебе нельзя подходить ко мне. Нельзя говорить со мной. Я теперь замужем, — шепчу и жмурюсь от страха. — Не надо, пожалуйста. Будут проблемы, — вжимаюсь в стену.
Отступать больше некуда. Он загнал меня в ловушку.
— Меня задолбало твоё «нельзя»! — Миша рявкает мне в лицо. — Ты моя, Аиша. Моя, ясно тебе?!
— Но… — кусаю губы, чтобы не плакать.
Это только во сне я была с ним смелой. Сейчас мне и страшно, и волнительно, и трепетно от его слов. Каждое из них впечатывается в меня как прикосновение. Я чувствую, как этот парень, выдыхая мне в губы, меня присваивает. Прямо в эту самую секунду.
— Никаких больше «но», «нет» и «нельзя», — его сильное, напряжённое тело, обтянутое белой футболкой с длинным рукавом, бессовестно, запретно прижимается к моему, словно закрывая ото всех. — Я так решил.
16. Глава 16
Миша
Несёт меня, пиздец. Как подростка в пубертате! Сам от себя бешусь. Надо тормозить, но я по самые уши накачался картинками, в которых меня с ней нет. Игнором добило. И что-то важное рвануло внутри меня, растеклось и затопило мозг, оставив только оголённые нервы. Они торчат наружу, и меня трясёт, как от ударов током.
Её хрупкое тело сейчас в моих руках. Ладонями ощущаю тепло. Духи другие щекочут ноздри. А на мне немного тех, что она подарила. Я фанатично ношу эту девочку с собой на коже и за рёбрами.
И сейчас всё только очень сильно порчу, потому что её глаза затопил настоящий страх. Такой был у Ульянки, когда уёбок Глеб пытался её изнасиловать, а потом наш Грановский всадил в него пулю. Аиша видит меня сейчас также?
По её щекам текут слёзы. Такая маленькая в сравнении со мной. Хрупкая, уязвимая. А мы в долбанном сортире, и это точно не то место, где она должна быть. Но сюда уволочь оказалось проще всего. В это крыло особо не шастают студенты. Тупик даёт возможность следить за лестницей и всеми, кто появляется в коридоре. Меня страхуют Дима и Ванька.
В башке неприятно скребёт ассоциацией. Душ, Аиша с Грановским… Меня опять взрывает ревностью, и пальцы впиваются в её тело сильнее, сминая мягкий вязаный свитер. Меня тогда ещё не было у неё. Фоном добивает.
Закрываю глаза, слушая, как Аиша плачет и повторяет: «Пожалуйста, не надо».
— Дурочка, — утыкаюсь губами ей в лоб. — Я же не делаю ничего. Только держу.
Вожу губами по её лицу, собирая солёные капли. Кожа такая нежная, прохладная.
— Миша, не надо, — уворачивается, выставляет ладошки перед собой. Пытается оттолкнуть.
Делаю вдох и веду пальцем по мокрой дорожке от нижнего века по щекам, стирая слёзки. Смотрю ей в глаза. И дышу только ей.
— Я не так хотел. Прости. Прости, пожалуйста, — снова целую её в лоб. — Не могу без тебя. Мне больно. Почему игнор? Скажи мне, почему ты забрала у нас последнюю возможность общаться? Я ни хера не понимаю. Я не нужен тебе со своими чувствами? Аиша, — касаюсь её подбородка. — Честно. В глаза. Не нужен?
