Я сбилась с пути - страница 19

Надежда причиняет боль.

Харун это знает.

Натаниэль это знает.

И Фрейя тоже знает.

Если начистоту, у Фрейи тоже не самые благочестивые намерения. Теперь, вернувшись в реальность, она понимает, что наделала – упала с моста на парня, засмотревшись на фотографии счастливой сестры, которая сказала «да», – и скорее беспокоится за себя, а не за его самочувствие.

Она видит ситуацию глазами мамы – «Он может нас засудить» – и Хейдена – «отрицательная реклама», – и хотя в большинстве своем считает маму не просто зарождающимся параноиком, опасающимся, что люди засудят ее дочь, а самым настоящим психом («мечтай об этом, будь этим»), Фрейя трезво оценивает ситуацию.

Она упала с моста на обычного прохожего. Какой-то парень все это видел. Он держал в руке телефон. Откуда ей знать, может, он все заснял на видео и просто ждет, чтобы отправить фотографии на какой-то сайт со сплетнями или запостить их в Твиттере. Какой резонанс это вызовет? Больше, чем за успехом, людям нравится наблюдать за крушением.

Кажется, парень, на которого она свалилась, не узнает ее (да он самого себя-то не узнает), но Наблюдатель узнал. Когда Фрейя подросла и начала получать негативные комментарии, она иногда контактировала с хейтерами. «Эй, я всего лишь человек», – отвечала она. Или: «Это неприятно». И это было безумием, потому что тогда они отступали. Давно она этого не делала. Хейден сказал ей больше не отвечать фанатам напрямую. Даже не смотреть, что они о ней говорят. «Теперь это моя работа», – сказал он.

И все же, самый лучший способ обезвредить кого-то – убить его своей добротой. Вот почему она попросила Наблюдателя помочь отвести этого парня, Натаниэля, в неотложку.

(Это мера предосторожности, только и всего. И нисколько не связано с тем, как у нее в животе запорхали бабочки, когда Натаниэль коснулся ее лица.)

К тому времени, как они доходят до неотложки, ноги Фрейи становятся черными, а настроение и того хуже. Она понимает, что только что вляпалась в какую-то глупость, связалась с двумя парнями, которые могут ей навредить. Надо было позвонить пиарщику, но она теперь не уверена, что ей ответят.

– Что у вас случилось? – спрашивает администратор неотложки.

– Мы были в парке, – объясняет Наблюдатель, – она упала с моста прямо на него и вырубила.

Фрейя представляет, как все это будет выглядеть в соцсетях.

«Уставилась в телефон. Самолюбование. Как типично!»

«Раньше нравилась, а теперь думает только о себе».

«Это точно».

«Такая сучка».

«Вы в курсе, что она толкнула сестру под…».

Администратор со скучающим видом человека, только сегодня слышащего эту историю десятки раз, передает им планшет со стопкой анкет.

– Заполните, и мне понадобится страховка.

Фрейя поворачивается к Натаниэлю, который, кроме как заверений, что все хорошо, больше ничего не произнес, и задается вопросом, не поврежден ли у него мозг.

«Он был блестящим ученым, – скажут они. – В шаге от разработки лекарства от рака. Пока она на него не упала».

«Еще одна разрушенная жизнь».

«Ненавижу эту сучку».

– Страховку, – повторяет администратор. – Иначе придется заплатить наличными за консультацию.

– У тебя есть страховка? – спрашивает его Фрейя. Но ее вопрос будто пролетает мимо ушей. – Можно твой кошелек?

Парень отдает его, и Фрейя залезает внутрь. Там лежат права, немного налички, посадочный талон, несколько визиток и за порванной подкладкой помятая фотография. Девушка всматривается в изображение более молодого Натаниэля и мужчины постарше, который подсказывает, как через десяток лет будет выглядеть ее новый знакомый – вероятно, его папа? Глубоко внутри что-то екает, словно область, где должно быть сердце, обвязали невидимой веревкой.