За двумя гордыми соседками я прошла по второму темному коридору на кухню и тут же вспомнила многочисленные столы и газовые плиты:
– У нас было семь столов и семь плит.
– A y нас пять столов и пять плит.
– Здесь была кладовка для дров, соседи часто ругались из-за них.
– А у нас просто кладовка для утвари. Живём мирно, не ругаемся, но свет экономим: когда уходим, выключаем.
Сказать мне было нечего. Да и вообще, в XXI веке представить себе жизнь пяти разных семейств на одной небольшой территории! Прошло больше пятидесяти лет!
Я была взволнована и быстро простилась с Лялей. Она вышла с палочкой меня провожать.
– Лялечка, перед отъездом приходи ко мне! Посидим наедине, я покажу тебе фильмы о моих любимых петербургских местах. И твой Иерусалим я много снимала.
– Не расстраивайся из-за нашей квартиры. Я же вижу, что ты скисла. В России не все ещё хорошо. Мы с тобой не доживём, но внуки, я верю, увидят светлое будущее!
Она улыбнулась своей милой доброй улыбкой и закрыла дверь с пятью звонками.
А я весь обратный путь вспоминала свою долгую жизнь в коммунальной квартире – мечте большевиков и реальности моих современников. Девятнадцать человек приходилось на один унитаз и одну раковину! Уже одно это могло доконать любого неприхотливого жильца, а среди нас находились люди ох с какими претензиями, особенно молодые. При посещении общественного туалета следовало принести свою бумажку, жильцы оповещали друг друга, если туда из крайней комнаты выходил книгочей Семен. Следовало забежать раньше его, поскольку он шёл надолго с книгой. На стене у ванной комнаты висело расписание её посещения, утром каждому отводилось не больше пяти минут. К общественному аппарату в коридоре очередь не иссякала.
– Ну что такое? Опять телефон занят, а мне должны позвонить. Можно поскорее!
– Подождёшь, ты что-то часто стала разговаривать…
Хорошо хоть, что у моего отца, профессора, был личный телефон.
– Опять кто-то съел котлету со сковородки, – негодовала наша домработница.
– Ребята, вы никогда не тушите свет в коридоре, на вас денег не напасёшься!
– Вы что? Нарочно варите, когда мы возвращаемся с работы и в кухне полно людей!
Тучи сгущались. С появлением новой молодой соседки в нашей некогда тихой квартире бацилла хамства нашла питательную среду. Жизнь приобретала характер борьбы не только за коммунальные блага – свет, воду, газ, но и против культурного обращения и элементарных правил приличия.
Словом, родители решили меняться. Ох, как трудно было выменять несколько комнат в коммуналке даже хорошего дома в центре города на отдельную квартиру. Отдельных квартир были единицы, а желающих жить в них – тысячи. Но мама была бы не бойцом, если бы не добилась задуманного. Ведь на карту было поставлено спокойствие мужа, счастье дочери и, наконец, собственное здоровье, которое разрушалось в схватке за свет и чистоту.
Квартира нашлась по соседству в чудном Толстовском доме № 15\17, наиболее любимом месте развлечений, где мы в школьные годы обычно скакали через скакалку. Менялись мы с семьей домоуправа Толстовского дома: её семье стало тесно в двух комнатах, теперь появилась возможность разместиться в наших четырёх, правда в коммунальной квартире.
Это даже не дом, а внутренняя улица, идущая от Рубинштейна до набережной Фонтанки с массивными воротами на входе и выходе. По обе стороны этой оригинальной улицы красуются флигели с парадными входами на лестницы, изящно декорированными и освещаемыми интересными фонарями. Шестиэтажный доходный дом, как и дом № 23, был построен в 1910–1912 годах по заказу графа М. П. Толстого, героя русско-турецкой войны, в стиле северного модерна. Известный петербургский архитектор Фёдор Лидваль великолепно оформил не только внешние фасады дома и внутреннюю улицу. Для удобства его жильцов, а в доме селились обеспеченные интеллигентные петербуржцы, он предусмотрел разные по размерам и планировке квартиры от однокомнатных до восьмикомнатных и подъезды с коридорной системой квартир, а всего их более трёхсот.
