— У вас пятеро, если у них будет хотя бы по двое, то как раз десять и наберётся. А учитывая, что вы считерили и завели себе детей почти своего возраста, к девяноста уже и их дети успеют размножиться, у вас точно будет больше десятка внуков. Какой роскошный будет старый пень, а? Замшелый такой, с бородищей по колено, с бровями, с ушами. Такой палочку поднял, говорит: «Двейн, когда идём волосы в носу стричь?» А Двейн говорит: «Вы опять таблетку от склероза выпить забыли? Я их уже лет пять не стригу, отращиваю, моей старухе нравится, говорит, я животное».
Двейн напряжённым от серьёзности голосом добавил:
— А господин скажет, что неприлично к госпоже с нестриженным носом... Ай! Драки в лазарете запрещены!
Вера обернулась, увидела как по столу и полу вокруг кресла разлетаются бумажки, а министр сидит с постным лицом совы под душем. Укоризненно цокнула языком:
— Ай-яй-яй, бить больного человека, пострадавшего, пытаясь защитить вас — как не стыдно?
— Это его работа, — прошипел министр.
— Нет, его работа — заместитель начальника отдела, а не телохранитель. По должностной инструкции, он должен был внимательно пронаблюдать ваше падение, принять командование и руководить поисково-спасательной операцией. Нет?
За спиной была тишина, Вера обернулась, оценила физиономию напоказ напряжённого и злого министра, смущённого и довольного Двейна, подождала реакции. Министр посмотрел на зама и вздохнул:
— Ты чего должностную инструкцию не соблюдаешь?
Двейн выдохнул и сгорбился, насколько позволяли повязки, пробурчал:
— Ещё и виноват остался.
Вера рассмеялась, махнула рукой, переставила всё на другой стол, чтобы хотя бы краем глаза видеть обоих, и опять взяла нож:
— Ладно, хрен с ними, с инструкциями. Ты мне лучше расскажи, что за проблемы у тебя с кубиками?
Двейн непонимающе нахмурился, министр наоборот сделал понимающую физиономию и стал изучать руки. Вера решила уточнить:
— Я видела, как ты разламываешь кусочки, везде — картошку в супе, мясо, бутерброды даже выбираешь те, которые из обрезков. Это такая жажда разрушения на почве перфекционизма или ты за что-то не любишь кубики?
— Не люблю кубики, — смущённо улыбнулся Двейн, — если в моей тарелке ровные красивые куски, то у меня ощущение, что я ем чужое. — Вера изобразила выпадающие от шока глаза и он объяснил: — Когда я служил на кухне, то все ели из одного котла, просто в разное время. Еда для господ и слуг готовится одинаковая, только всякие деликатесы подаются дополнительно, а простые блюда, вроде супа или риса, готовят на всех. Когда всё только приготовлено, сразу подают господам, им выбирают лучшие куски, красивые и ровные, потом придворным и слугам высокого ранга, им выбирают из того, что осталось, но тоже выбирают. А поварятам и низкоранговой кухонной прислуге достаются остатки, то, что сломалось или подгорело. Еду с целыми кусками я ел только из тарелки господина, два раза в жизни.
— Хм... — Вера задумалась, как раз дочистила картошку и стояла рассматривала её. — А как ты относишься к треугольникам? — обернулась, Двейн хлопал глазами, она добавила: — Звёзды, может быть? Кружочки?
Двейн впал в ступор и даже с выражением лица пока не определился, зато министр поднял голову и ехидно улыбнулся:
— Расширение сознания, братишка? Что ты думаешь о звёздах в супе? Давай, учись мыслить роскошно — суп для выздоравливающих, со звёздами, эксклюзивно для тебя.
