— Есть, — неохотно проскрипел министр, со зверским видом выравнивая пачку бумаг о стол.
— Ну так и чего сидим? Или вы хотите, чтобы я принесла? Без проблем, я могу, — она положила нож, стала мыть руки, — я вообще что угодно могу сама, хоть банку, хоть кресло, хоть диван, — она стала вытирать руки, он встал:
— Я сейчас принесу.
— Не надо, я справлюсь. А вы можете пока картошку дочистить, — она жестом предложила ему нож и развернулась к двери, он поймал её за плечо и прошипел:
— Вера!
Она задрала голову и заглянула ему в глаза:
— Что — Вера?
— Вы мне до конца жизни эту проклятую банку припоминать будете?
— Да! — ещё сильнее задрала голову Вера. — Бежит такой девяностолетний господин министр по крыше, на бороду наступил, палочку уронил, говорит — эй, старая вешалка, подай палочку. А Вера говорит — а помните, вы мне в 26м банку не открыли? Сами слезайте за своей палочкой! И покряхтел такой с крыши сползать.
— Я не буду кряхтеть! — со сдержанным негодованием заявил министр, как будто сама возможность кряхтения оскорбляла его в лучших чувствах. Вера сделала подчёркнуто понимающую физиономию и медленно кивнула, за столом побулькивал от попыток сдержать смех Двейн, Вера обернулась к нему:
— А ты чё веселишься, ты рядом кряхтеть будешь.
— Я согласен, — кивнул Двейн, жмурясь от смеси удовольствия и боли, Вера подумала, что смеяться ему нельзя, и решила закругляться.
Министр отпустил её и ушёл за креслом, она незаметно вздохнула с облегчением — она сомневалась, что сможет поднять это кресло, а даже если сможет, то будет передвигать его шагами, наклонив и переваливая с одной ножки на другую, выглядеть будет глупо.
Вернулся министр, выяснил опытным путём, что кресло не проходит в дверной проём, шёпотом выругался, снял пиджак и перевернул кресло на бок, аккуратно втискиваясь в кухню хитрым крюком. В комнате сразу стало тесно, Двейн поднялся и начал помогать, кресло с трудом вбили между столом и стеной, немного ужав пространство с противоположной стороны, где обычно сидел министр. Вера наблюдала этот процесс, не вмешиваясь, министр беззвучно ругался, Двейн беззвучно смеялся, наконец мебель расставили и министр сел на своё место. И Вера обернулась и с недоумением захлопала глазами:
— А подушка?
Министр запрокинул голову и сообщил потолку всё, что он думает о данной ситуации, но без подробностей, простым полурыком-полустоном, но все всё поняли. Ушёл, вернулся с подушкой, и с лицом «засунь её себе в задницу» протянул Двейну. Тот сделал невинную физиономию и отодвинулся, предоставляя министру возможность уложить подушку самостоятельно. Министр мужественно уложил, шёпотом высказываясь подушке, повысил голос и буркнул:
— А цыньянцы, вообще-то, бороду не носят.
— Вообще никто и никогда?
— В большинстве. Она у них почти не растёт.
— Ну, это явно не ваш случай, — мурлыкнула под нос Вера, министр зажмурился, а Двейн надсадно закашлялся, бездарно пытаясь делать вид, что всё в норме. Вера не поняла прикола, но обострять не стала. Министр тихо прошипел:
— По спине постучать?
— Не надо, — осторожно сказал Двейн. Министр вдохнул поглубже и сказал спокойным информирующим тоном:
— В империи причёски, бороды и украшения обозначают статус, носить такую бороду, на которую можно наступить, может себе позволить только глава очень большой семьи, в которой минимум три поколения и десяток детей.
