Женщина не произносит ни слова, и даже не удостаивает его взглядом, когда он подает ей белье и юбку. Всё так же молча она начинает одеваться. Он включает радио погромче, шум дождя и «Голубая луна» в ду-воп обработке «Марселей» разряжают атмосферу молчаливого упрека женщины. Сделав вид, что задумчиво смотрит в ночь, он наблюдает за ее отражением в изогнутом лобовом стекле. Она проскальзывает в трусики, натягивает юбку тем же путем, каким снимала, застегивает молнию на бедре, надевает туфли, запахивает шубу. Закончив с одеждой, встряхивает головой, чтобы тщательно залитые лаком темно-каштановые волосы улеглись в прическу.
Он достает из-за солнцезащитного козырька пачку сигарет, наполовину вытряхивает одну и уже собирается вытянуть ее губами, но останавливается и оглядывается через плечо на женщину. Ее лицо выражает суровую решительность, в руках – кошелек из красной крокодиловой кожи:
– Остановите счетчик. Я выйду здесь…
(Женщина, которая крадется)
[4]Она возникла из апрельской ночи так же неожиданно, как ливень, который заставил ее искать здесь убежища. Фáуфнир Хéрманнссон вздрогнул от неожиданности, когда в дверь служебного входа постучали, но прежде чем он успел встать из-за линотипа, где втихаря набирал буклет о ядерной угрозе для своей тетки из движения «Женщины за мир», гостья сама вошла в типографию и остановилась в центре цеха.
«Рейкьявикская Афродита…» – мелькнуло в голове наборщика, он поднялся на ноги и шагнул ей навстречу. На ней не было сухой нитки. Дождевые капли, скатываясь с высокой прически, падали ей на лицо, и размытые тушь и тени для век стекали по щекам черно-синими струйками, разветвляясь от глаз к накрашенным красной помадой губам. Вода струилась и с густого меха ее шубы, собираясь в небольшое озерцо на полу у ее ног.
«Краснокожая франтиха в боевой раскраске и бобровой шкуре… – достав из кармана брюк носовой платок, он отер с пальцев типографскую краску. – Породистая сучка после купания…» Он остановился перед ней, но не мог определить ни ее возраст, ни положение. Кто она? Светская дама в непредвиденных обстоятельствах? Ухоженная любовница какого-нибудь директора или политика? Дочь из хорошего дома в маминых мехах, сбежавшая в город развлечься? Офицерская содержанка? Актриса? Все промокшие женщины выглядят одинаково…
– Что вы хотели?
Вопрос прозвучал более ворчливо, чем наборщику хотелось, и он тут же об этом пожалел. Женщина открыла рот, чтобы ответить, но ее зубы стучали от холода и ей не удалось произнести ни слова. Она сделала еще одну попытку, но дрожь снова взяла верх. Тогда он обхватил ее за плечи и повел в типографскую комнату отдыха.
Та размещалась в вытянутом узком помещении, выходившем в коридор между наборным и печатным цехами. Из мебели там была простая кухонная стойка с мойкой, шкаф и обеденный стол с семью стульями. В дальнем углу стояла старая чугунная печь, в ней весело полыхал огонь. Направив гостью именно туда, мужчина помог ей снять промокшую шубу. Женщина, повернувшись лицом к печке и протянув к ней ладони, то потирала их, то растопыривала пальцы. Он сдвинул в сторону конфорку, чтобы жар от огня поднимался в открывшееся отверстие. Она наклонилась ближе к плите, дождевые капли, скатываясь с волос, падали на черный металл и с быстрым шипением испарялись. И хотя на ее влажном лице уже вовсю играли огненные блики, она всё еще дрожала от холода.
