Славик – может помнишь, последний мой сожитель – недавно из лагеря вернулся, полтора года отсидел за злостное хулиганство. В этом я отчасти себя виню – с морей при деньгах вернулась, ну и взбрело мне в голову пригласить его в ресторан «Арагви», в тот, что в подвале, помнишь? Не подумала дура-баба, что мужик он до одури ревнивый, вспыльчивый, как искра. И тут, как на грех, пригласил меня на танец молоденький морской офицерик, хорошенький из себя такой, а мой дурак ему морду набил, да так сильно, что на полтора года в тюрьму залетел. Он залетел, а я как всегда крайняя. Из-за него я и в море не пошла, чтобы почаще к этому муженьку-придурку в лагерь ездить, передачки ему возить, дабы он там с голода не подох. Ну да как же, думала – освободится мой Славик, поймет, посочувствует, отблагодарит. Ага, отблагодарил, как освободился, так и чудил не приведи господи как! И пил, и ревновал, а бил так, что страшно вспомнить. Сейчас, слава богу, в море на траулере ушел на шесть месяцев, еле-еле спровадила. Подумать только, такой амбал здоровенный на моей шее сидел! Только и слышала: подай, налей, принеси-ну не сволочь ли он, а? Едва выпихнула, думала отдохну, какое там! Один дурак ушел, другой заявился портить мне кровь. И знаешь, кто? Корнев, бывший мой мужинек! Заявился – не запылился, пятнадцать лет от алиментов где-то скрывался – и нате вам, объявился, мол, здравствуйте, это я! А нужен он мне, лучше бы алименты выплатил, их у него накопилось где-то под два миллиона. Ходит за мной, как теленок за мамкой, и ноет, и ноет, и просит сойтись с ним. Ну не придурок ли, а? Сойтись с ним – это у меня сейчас даже в голове не укладывается: как я с ним вообще раньше жила, как двух детишек от него родила-не пойму! Кстати, о детях. Веришь, ничего хорошего о своих детях сказать не могу, убей бог не могу. Доводят они меня иногда до белого каления, я им такие сцены в сердцах закатываю – только держись. А им хоть бы хны, что сестра, что брат – два сапога пара. Представляешь? Пацан – Олежек – как воровал, так и ворует, все золото из квартиры вынес. Начинаю ругать – смотрит волчонком и одно твердит: «Я не брал… не брал». Отпирается, а бабки на рынке все до одной на него указывают, дескать, этот пацан нам золото предлагал. Раньше его порола, а сейчас он вымахал на голову выше меня, иногда хочу за ухо отодрать – не достаю, коротки ручонки. Правильно говорят, что дите пороть надо, когда оно поперек лавки лежит. Эх, да что там сейчас об этом говорить-поздно. Вот и на этот Новый год пятьсот рублей из кошелька пропали… последние были! Опять же не знала на кого и грешить: то ли на сынулю обормота, то ли на дочку, Дашку? Один другого стоят. Только и слышу от этих великовозрастных чад: «Мам, дай денег! Ну дай!» Хорошенькое дело – дай, а где я их возьму – копейки получаю! Веришь Валюха, уже не знаю куда и глаза от стыда перед соседями деть за своих деток непутевых. Одна надежда, что Олежека весной в армию призовут, может, там из него человека сделают. Может, и сделают. Только вот что-то с трудом верится. А Дашка моя, смотрю, уже вовсю с парнями любится, боюсь, как бы она мне чего в подоле не принесла. Девятый класс заканчивает, думает в колледж поступать, на повара. По окончании мечтает в море податься за большими деньгами. Смеется, зараза, говорит: пойду мамуля, по тропинке, тобой проторенной. Ну не дура ли, а? Если бы она знала, как и чем достаются большие деньги в море. Как и чем? Впрочем, не тебе это расшифровывать, ты и сама знаешь, как и чем.
