– Я верю, что вы оба говорите правду, – наконец разбираюсь в своих внутренних противоречиях. – Произошла какая-то ошибка. Тим, но я вижу, что ты чем-то обеспокоен. Не хочешь поделиться?
– Нечем мне делиться, Милена, – муж, кажется, выдыхает, когда я говорю, что верю ему. – Ты просто верь мне. Я тебя никогда не предам. Наша семья – это моя жизнь.
И моя тоже… Я живу ради мужа и дочери. И потерять свою гавань равносильно смерти. Да, я не растворилась в них, но они тоже моя жизнь.
– Тим, если вдруг… – мои же слова меня режут без ножа. – Если вдруг ты полюбишь или просто захочешь другую женщину, то скажи мне об этом.
– Уверен, что этого не произойдет, потому что в моей жизни есть только одна женщина. И это ты, Милена.
Я очень хочу верить мужу. И я ему верю. Но каждый день ловлю себя на том, что прислушиваюсь к его телефонным разговорам, осматриваю одежду и принюхиваюсь к ней, когда забрасываю в стиральную машину.
Это ненормально! Я становлюсь параноиком и понимаю, что все равно сомневаюсь в своем муже. Тим меня убедил в тот день, но если зерно сомнения заброшено, то оно начнет прорастать. И прорастает…
А я не могу так. Тимофей видит, что я дерганая, что отодвигаюсь ночью от него, не хочу близости, но не настаивает.
Я схожу с ума и свожу с ума, кажется, мужа и дочь. Изменения в моем поведении заметили все.
Провожаю Тимофея и Дарину. Вроде бы обычный день, такой же, как и предыдущие, но меня ломает изнутри. С Мариной мы не созванивались несколько дней, и сейчас самое время.
– Милена, я только уснула, в шесть утра на вызов ездила, – стонет она в трубку.
Пора бы привыкнуть, что у подруги график ненормированный, тем более она часто берет ночные. Как сама говорит: а что мне делать, молодой да незамужней?
– Извини, я позже перезвоню, – говорю, но Марина перебивает:
– Да уже встаю за кофе. Если своих проводила, то приезжай. И тебе сделаю.
– Через двадцать минут буду, – уговаривать меня не надо. – Жди.
За два дня я чуть не довела себя до ручки. И ведь вроде бы все складно, все понятно – ошиблась Маринка, всякое бывает. Но червячок сомнения грызет и грызет.
Неужели Тимофей мне лжет, причем так уверенно, как будто сам верит в то, что говорит?
Но после разговора с ним я с Мариной больше не виделась, даже не созванивалась. И сейчас я,кажется, хочу услышать, что она ошиблась, было темно в коридоре или ещё что.
Старенький дверной звонок бьёт своим жужжанием по ушам, его, кажется, слышно на весь подъезд. И ведь помню, что Марина просит стучать, но тут по инерции нажала на кнопку.
– Милена, ты издеваешься? – подруга открывает дверь и пропускает меня. – Этот звонок пора вырвать с корнем. И у тебя же ключи есть.
Эта квартира – наше общее приобретение. Марина продала свою комнату в коммуналке, которая удивительно сохранилась до ее совершеннолетия. Наследство от бабушки, которая воспитывала подругу после смерти родителей, но недолго. Мне же выделили, когда отправили на вольные хлеба, не жилье, а его подобие. И, продав наши халупы, мы купили вторичную полуторку, где сейчас и живёт Марина.
– Ключи где-то в столе лежат, я даже не подумала, – прохожу и сбрасываю обувь. – Так что насчёт кофе?
– Сейчас организуем, – кивает подруга. – А тебя три адские гончие преследовали?
Отличная аллегория. Мне кажется, что именно так я себя последние дни и чувствую.
– Марина, я так больше не могу! – едва не падаю мимо стула, но содержимое сумочки рассыпается по полу.
