Многочисленные исследователи Тропы утверждают, что Оракул — разумная сущность или субстанция, лишённая тела, способная просчитывать все возможные варианты развития будущего, выделять наиболее вероятный и изрекать предсказания, за которые Оракул берёт своеобразную плату. Помещая своих «жертв» в полусон-полуявь, заставляя их видеть прошлое — свершившееся или воображаемое — он «пьёт» эмоции и жизненную силу. Побывать у Оракула можно только раз в жизни просто потому, что второй раз эта сущность не желает «пить» энергию того, кто уже когда-то побывал на Тропе.
Примерно пятьдесят лет назад группа молодых магов попыталась нейтрализовать магию Тропы и уничтожить Оракула. Что с ними в итоге случилось, неизвестно до сих пор, но домой они так и не вернулись…
«Магия. Теоретические основы», том второй, императорская библиотека
Весна в тот год, когда будущему императору Эрамира исполнилось восемнадцать, выдалась чудесной. Ласковое солнышко согревало землю, в воздухе разливался восхитительный запах цветущих трав, и птицы начали своё радостное пение очень рано. За три весенних месяца не выдалось ни одного по-настоящему пасмурного и дождливого дня. И гораздо позже Эдигор вознёс к небу благодарность всем богам за то, что она выдалась именно такой — ласковой и безмятежной. Потому что это была его последняя свободная весна.
Да, удивительно, но Эдигор осознал всю разницу между положением наследного принца и статусом императора только после того, как в первый день лета Аравейн надел на его голову золотой обруч с крупным рубином — символ императорской власти. И если раньше Эдигору что-то не дозволялось, то теперь он сам себе не дозволял.
Стоял последний весенний день, когда наследный принц с отцом возвращались в столицу после дружеского визита к одному из Старших лордов в честь помолвки его дочери. Поездка стала настоящим испытанием для Эдигора — количество вешающихся ему на шею барышень стремилось к бесконечности, и барышни эти не шли ни в какое сравнение с придворными дамами, которые уже уяснили для себя, что увиваться за наследным принцем — дело неблагодарное и даже опасное. За такие шутки можно было вылететь из дворца в два счёта.
Неприступность Эдигора породила множество шуток и слухов среди придворных и слуг, только вот ни слова правды, конечно, в них не было. Наследный принц умел выбирать себе любовниц. Девушки добровольно приносили клятву молчания, которую всё равно скреплял Аравейн — чтобы не было даже соблазна проговориться. Ни одна «фаворитка» не держалась у Эдигора дольше месяца, но дело было вовсе не в его любвеобильности — просто почему-то именно после этого срока девушки начинали вести себя чересчур требовательно, капризничать и даже устраивать какие-то непонятные скандалы, хотя Эдигор заранее предупреждал их: не стоит рассчитывать на что-то большее, чем постельные отношения. Но почему-то каждая из девушек считала, что наследник обязан влюбиться в неё после нескольких проведённых вместе ночей. Эдигор излишней влюбчивостью не страдал, в отличие от Люка, который тяжело переживал каждый разрыв. Впрочем, это не мешало ему находить новую фаворитку уже через неделю.
Но прошедшая поездка стала испытанием для нервов будущего императора. Почти каждую ночь он натыкался в собственных покоях на новую девицу. Причём ладно, если бы это были обычные девицы, но нет — все они были из благородных, причём благородных девственниц. А это значило, что если бы принц сорвался, то ему бы пришлось жениться на обесчещенной. Устав выпихивать из спальни нахальных девушек, Эдигору решил проблему, обратившись к маленькой посудомойке, которая за небольшую плату согласилась приходить на закате в покои принца и следить за тем, чтобы никто не залез в его постель. Она и ночью спала с ним рядом, отпугивая непрошенных гостей, никто из которых и не догадывался, что посудомойка не интересовала Эдигора как женщина — она была ещё слишком юной. И, к тому же, сиротой: не было у девочки жадных до принца родителей, которые стали бы требовать, чтобы он немедленно на ней женился.
