Я умер вчера - страница 42



– Что?

– И почему людям так нравится читать и слушать о том, что другие люди – преступники, взяточники, коррупционеры, что они порочны или даже просто глупы? Никогда не могла этого понять. А ведь за счет этого патологического интереса процветает огромное число средств массовой информации. Печатают какие-то немыслимые байки про кровавых убийц, людоедов, серийных насильников, инопланетян, предсказателей – и ведь народ с упоением это глотает. Самые высокие тиражи у тех изданий, которые на каждой странице кого-нибудь обвиняют во взятках и злоупотреблениях. Я не спорю, писать об этом надо, но почему читать об этом любят больше всего? Вот чего я не понимаю.

– И не поймешь, – засмеялся муж. – У тебя менталитет не тот. Пей чай, он уже совсем холодный. Про страсть к скандалам мы с тобой поговорим в другой раз.

– Почему не сейчас?

– Потому что поздно уже, спать пора.

– Ну Леша, – жалобно протянула Настя.

Ей хотелось еще поговорить с ним, впервые за последнее время разговор не тяготил ее, и не просто не тяготил – был интересен. Ей казалось, что в голове стало немного проясняться, начали проступать контуры будущих рассуждений и логических построений. Какая она дура! Ведь всегда разговоры с Лешкой помогали ей думать, что-то вспоминать, строить новые догадки. Как же она могла об этом забыть?

– Не «ну Леша», а спать, – строго ответил Чистяков. – Ты на часы посмотри, прежде чем ныть. Не знаю как тебе, а мне завтра вставать в половине пятого. Точнее, не завтра, а уже сегодня.

– Зачем так рано? – испугалась Настя. – Случилось что-нибудь?

– Прилетает известное светило математики из Нидерландов, и мне как представителю принимающей стороны нужно прогнуться и лично встретить его в Шереметьеве. Кстати, Ася, напоминаю тебе, что профессор этот прилетает на конференцию, а не просто так водочки попить.

– И что это означает?

– Это означает, что конференция начинается, она будет проходить в пансионате под Москвой, и меня неделю здесь не будет. Так что, возвращаясь с работы, на горячий ужин не рассчитывай.

– Это ужасно, – пошутила Настя, неловко пытаясь справиться с охватившей ее радостью. – Я умру с голодухи, и тебе придется потратиться на мои похороны.

– Не умрешь. Тебя положительные эмоции поддержат. Я же вижу, как ты раздражаешься от моего присутствия. Вот и отдохнешь от меня недельку.

Краска бросилась ей в лицо. Двадцать два года. Они вместе уже двадцать два года, с пятнадцати лет, с девятого класса, а в этом году им исполнится по тридцать семь. Вернее, Лешке уже исполнилось, у нее самой день рождения через два месяца. За двадцать два года Чистяков научился читать ее мысли абсолютно безошибочно. Зачем она его обижает? Ведь Лешка ни в чем не виноват. И никто не виноват, кроме нее самой.

– Леша… – начала она, понимая, что нужно немедленно найти какие-то слова, чтобы снять напряжение.

– Спать, Ася, спать. Поговорим через неделю, – сказал Чистяков устало.

Только сейчас Настя заметила, какое измученное у него лицо. Он терзается подозрениями и неизвестностью уже столько дней, пытается выяснить, что произошло, а она отмахивается, уходит от объяснений, молчит, а если и говорит что-то, то это необязательные, общие фразы, которые не могут ни успокоить подозрения, ни умерить тревогу, ни смягчить душевную боль.

Но все это было вчера. Она легла спать с тяжелым сердцем, чувствуя вину перед мужем, но не смогла перебороть себя и объяснить ему наконец, что произошло за то время, пока его не было. Не смогла, и все тут. А утром встала с твердой решимостью заняться вплотную Александром Юрьевичем Улановым и теми людьми, которых приглашали в передачу «Лицо без грима». Поэтому завершив визит к психоаналитику Готовчицу, она села в пригородную электричку и отправилась к кинопродюсеру, которому не повезло первым оказаться в прямом эфире с непредсказуемым Улановым.