Хотя, знаете, иногда, когда я вот так вот долго смотрела на нее и разговаривала с ней, я замечала движения моей тени, немного не синхронные с моими собственными. И эти движения всегда так приходились кстати к тому, о чем я в тот момент говорила, будто Таня мне отвечала. Укорительный наклон головы или дрожание рук, притопывание носком ботинка.
Что, жутко стало?
Да ладно, расслабьтесь. Я шучу. Или же…
А вот сейчас я услышала вполне реальный шорох. Это еще что такое? Может, дворник? Хотя не похоже, что бы здесь убирались.
В этот момент я сидела на постаменте старого и почти рассыпавшегося фонтана. И ничего умнее, как соскользнуть в саму чашу фонтана, пригнуться и привалиться к стенке, я не придумала. А тем временем я уже слышала не просто шорохи, а различимые шаги, хотя очень неуверенные. И направлялись они хоть и неуверенно, но прямо к фонтану. Потом они остановились. Потом еще немного ломанных шагов туда-сюда. И снова остановились уже почти надо мной.
Хорошо, что борт фонтана был высоким и широким, а чаша глубокой. Так что обнаружить меня можно было, только взобравшись на борт и наклонившись вниз.
– Кто здесь? – спросил мальчишеский голос примерно моего возраста.
Фух, это ученик. Почему-то с облегчением выдохнула я. А правда, почему с облегчением? Ведь именно ученикам и нельзя знать, что мне разрешено здесь гулять.
– Выходи! Я знаю, что ты здесь. Я вижу твою тень.
Блин, ну кто бы мог подумать, Танька, что меня выдашь именно ты? А еще подруга называется.
Я медленно поднялась и отошла от стены. При этом еще зачем-то по-дурацки выставила ладони перед собой. Хотя дурацкие поступки – это мой профиль.
– О, да ты же та…
Или «эта», тут смотря с какой стороны посмотреть.
– Та девчонка, которая сбежала.
Ну что ж, и на том спасибо. Раньше меня называли не иначе как «девчонка, которую поколотила Милана». А «девчонка, которая сбежала» звучит очень даже неплохо, можно сказать, эффектненько.
– Я подумал, кто-то залетный. Наших-то сюда не пускают. Я тоже здесь учусь. Если ты меня не помнишь, я Дима из 9-го «В».
– Я помню. Ты мне недавно ногу в столовой чуть не отдавил. – Да и копна ярко рыжих волос тоже в память неплохо врезается. Но этого же вслух не скажешь?
– Ой, извини! – Щеки Димы от чего-то по цвету слились с волосами. – А что ты здесь делаешь? Сюда же нельзя.
– Но ты-то тоже здесь?
– Да, я иногда перелажу через забор, чтобы здесь погулять. Просто ты не выглядишь как девчонка, лазящая по заборам.
– Но и как девчонка, которая может сбежать из интерната, я тоже не выглядела?
– Ахах, ну да. А с кем ты тут разговаривала?
– Ни с кем.
– Не ври. Я же слышал, как ты говорила.
– Ну, я стихотворение повторяла. А ты что, следователь?
– Стихотворение? Да ладно! Ботаничка, что ли? – голос Димы приобрел грубые, но фальшивые нотки.
– Допустим, что ботаничка, – так же грубо ответила я. – Ну вот, со мной разобрались. А что ты здесь делаешь?
– Гуляю, сказал же.
– Да ладно? Ты, знаешь ли, тоже как-то не особо тянешь на парня, который любит одинокие меланхоличные прогулки в заброшенном парке.
Глаза Димы забегали.
– А тебе какое дело? – голос стал еще грубее. – Отвянь вообще! Еще б я перед малолеткой не отчитывался. Тебя вообще здесь быть не должно.
И тут я заметила, что взгляд Димы хоть и бегает, но периодически фиксируется в одной точке.
– Во-первых, тебя тоже здесь быть не должно. Во-вторых, мы с тобой одногодки и учимся в параллельных классах. А, в-третьих, можешь уже не отвечать, что ты здесь делаешь.
