Ганс, подвывая, подтвердил получение распоряжения. Пауль разжал хватку, и жертва террористического метода припустила прочь. Даже немного стыдно. Может, не стоило сразу его так круто в оборот брать?
Потом вспомнил случайно подслушанный разговор Хельги с подружками, где она жаловалась на этого малолетнего оболтуса и на то, что он творит с ее мелким братом. Пожалуй, мягковато он. Надо было еще по шее добавить.
Все оставшееся время потратил на старательное самобичевание. До Пауля не сразу дошло, что теперь по Леопольдкиц наверняка поползет слух, будто он волочится за Хельгой. Да и беглое ознакомление с учебниками приводит к печальному выводу: кроме геометрии и английского ему потребуется заново изучить еще и физику, биологию, математику… И если бы только их! Это ж какую прорву времени придется убить!
Поднимаясь по ступеням северного крыльца, Пауль сам уже не знает, чего хочет больше – то ли добиться своего, то ли чтобы Хельга не пришла, решив, что он за ней пытается ухлестывать. К ней, кстати, клеился кое-кто из класса, но – отшила всех. Даже отличника Дитриха.
Мучительные размышления прервало цоканье каблучков. Рыжая наградила двоечника уже знакомым строгим взглядом.
– Ну, пойдем. Только ко мне домой нельзя. Давай в парке на Леопольдплац столик найдем. Там в это время обычно народу не очень много.
– Как скажешь, – согласился Пауль. Нельзя так нельзя. Не слишком-то он к ней в гости рвется. Интересно, почему Хельга не желает его туда вести – не хочет лишних расспросов со стороны родителей или боится, что те встанут стеной против такой компании? Дескать, хочешь с мальчиками дружить – найди кого поприличнее.
Парк вокруг старой церкви встретил тишиной и шелестом листьев. Каштаны отсекли пышными кронами шум машин. Возле старой церкви стоит несколько деревянных столов со скамейками. Обычно старички вечерами играют здесь в шахматы, но до их появления еще часа три. Сейчас же вокруг ни души. Оно и к лучшему. Мысль, что они больше напоминают гуляющих под ручку голубков, опять заскреблась где-то в глубине души.
– Ну это уже за всеми пределами! – Резко заявила Хельга, наградив спутника сердитым взглядом.
– Чего? – Опешил Пауль, за всю дорогу не подавший ни малейшего повода к возмущениям.
Источником недовольства, однако, оказался не он, а табличка у входа в церковь. На таких обычно вывешивают расписание служб. Но вместо ровных столбиков с часами и датами красуется карикатурная физиономия с пейсами и длинным носом. И подпись: «Немец, помни! Здесь молятся сыну еврейки!»
– Ну, в каком-то смысле так оно и есть, – пробормотал Пауль. Хотя никогда под таким углом на этот вопрос не смотрел. Хельга в ответ наградила разъяренным взглядом.
– Скажи еще, что это твои дружки повесили!
– Понятия не имею, кто это тут пристроил. И вообще, не нравится – сними. Ну, или хочешь, я сниму.
Не то чтобы дурацкая табличка вызывала какое-то ярое неприятие. Но не ссориться же из-за нее!
– Совсем дурак? – Испуганно дернулась Хельга. – Садись уже и доставай книжки. Не ты вешал, не тебе и снимать. Неприятностей захотел?
– Да какие из-за нее неприятности? Повесил какой-то придурок, а все вокруг трясутся. – Хмыкнул Пауль, но настаивать не стал. Плюхнулся на деревянную скамейку, с наслаждением выбравшись из лямок. Тяжелый ранец звучно брякнул о ровные доски стола.
– Ты, Блау, и впрямь дурак или прикидываешься? – Рыжая выразительно постучала пальцем по лбу. – Или думаешь, раз с парой штурмовиков подружился, так все можно? Дай только повод – сожрут и не подавятся. Знаешь, что с такими умными сейчас делают?
