Я умру за вождя и отечество - страница 50
– Если понадобится, то окажусь, – огрызнулся Манфред. И, неожиданно, ухмыльнулся кривоватой, невеселой улыбкой. – Ты меня, конечно, не поймешь. Родился и вырос в Германии. Тут, ясно, в двадцатые тоже не сахар был. Но невдомек тебе, парень, что это такое – на своей земле оказаться человеком второго сорта. Мы же им их государство создали. Мы ж их, уродов, грамоте обучили, заводы им построили. Все Австрия руками немцев создала. А вот поди ж ты: Австрию в Рейх с распростертыми руками приняли, а те, кто в Судетах или Силезии живут – они чем хуже? Такие же немцы, как и мы с тобой!
Манфред растерянно посмотрел на газету, которую успел привести в совершенно неприглядное состояние. Изодранный комок бумаги полетел в мусорку, а напарник хлопнул Пауля по плечу.
– Ладно, чего спорить. Не мы с тобой эти вещи решаем. Завтра свидимся.
И пошел дальше, на ходу доставая из кармана папиросы. Пауль, немного подумав, тоже полез за сигаретами.
До магазина шел в гордом одиночестве. Оно и к лучшему – не слишком-то хочется выслушивать бесконечный поток жалоб на чехов с поляками, которые только и делают, что притесняют несчастных немцев. Не то чтобы Пауль так уж симпатизировал всем этим славянам. Разбежались из бывшей Австрийской империи. И ладно бы просто разбежались, так еще и растащили все, что столетиями создавали немцы. Они, конечно, форменные мерзавцы и все такое, но… Если уж вас так сильно притесняют – собирайте вещи да приезжайте в Рейх. Здесь и жизнь куда лучше, и немецкую кровь берегут, как настоящее сокровище. Вон, Манфред же приехал.
Но большинство-то в Судетах, Силезии или какой-нибудь Словении, которая вообще черт знает где находится, никуда уезжать не спешат. С чего вдруг? Уж не потому ли, что не так сильно их притесняют, как они рассказывают?
Такую мысль по нынешним временам лучше держать при себе. Вслух подобное высказывать не принято. Но Пауль, хоть ты тресни, не желает вместо налаживающейся жизни отправляться на какую-нибудь войну. И живьем гнить в окопах просто из-за того, что какому-то дураку в Чехословакии не хочется говорить на чешском… Или на каком там языке они болтают. Только и остается радоваться, что фюрер не устает подчеркивать миролюбивость своей политики. Он, конечно, тоже не желает, чтобы немцы ни за что ни про что погибали где-то на задворках мира.
С этой оптимистичной мыслью Пауль зашел в роскошно обставленный бутик. Тихо тренькнул прикрепленный к двери колокольчик. Небольшое пространство заполнено стеклянными витринами. На бархатной обивке лежат часы: наручные, карманные, с цепочками самых разных фасонов и на специальных подставочках. Глаза так и разбегаются. А от вида ценников, наоборот, спешат съехаться в кучку.
Пауль до недавнего времени со своей зарплатой в сто пятьдесят марок самому себе казался невероятным богачом. Ему и в голову не приходило, что на свете существуют золотые массивные хронометры, стоящие больше десяти тысяч. Ну ничего себе он зашел…
– Добрый день! Чем могу помочь? – Подала голос девушка в нарядном строгом платье.
– Здравствуйте, фройляйн. Я ищу наручные часы. Что-нибудь красивое и не дороже двухсот марок.
Изначально Пауль планировал потратить не больше сотни, но посреди окружающей роскоши что-то заставило вдвое взвинтить собственные способности. Не беда. Он успел накопить чуть более трехсот. Хотел купить приемник на батарейках на зависть окружающим, но, наверное, лучше потратиться на подарок дяде.