Я умру за вождя и отечество - страница 57
Альбрехт стоит, уставившись на носки ботинок.
– Ну, все что ли? Пошли строиться.
Каждый день в лагере начинается с торжественного построения. Играют горны, знаменосцы проносят флаг, затем обязательная перекличка. Вот и на этот раз ничего нового.
– Адлер!
– Я!
– Аншиц!
– Я!
– Блау!
– Я! – Гаркнул Пауль. Командир продолжает выкрикивать фамилии.
– Фон Таубе!
– Я! – Подал голос новичок.
Пауль растерянно вытаращился на него, да и остальные смешались, откуда-то даже донеслось изумленное шушуканье.
– Штайнер!
В ответ – многозначительная тишина. Какой, к черту, Штайнер, когда тут целый аристократ в одном с ними строю?
– Штайнер!!!
– Я! – Поспешно отозвался кто-то с другой стороны строя.
Пауль едва дотерпел, когда нудная процедура закончилась. Все, разбившись на отряды, помаршировали в сторону полевой кухни, от которой уже исходит волнующий запах свежего хлеба.
– Ты в самом деле что ли из дворян?
– Угу, – неохотно отозвался Альбрехт.
– А чего ж в имперскую трудовую службу пошел? – На простоватой физиономии Олафа застыло искреннее недоразумение.
– А ты тут чего забыл? – Огрызнулся новичок.
– Так меня никто не спрашивал, призвали – и все!
– А меня, по-твоему, спрашивали?
Пауль неопределенно хмыкнул, но от комментариев воздержался, тем более что их десяток как раз подошел к раздаточному пункту. Девушки в белоснежных передниках выдают алюминиевые миски с одинаковыми кусками хлеба, поверх которого – удручающе тонкий ломоть посредственного сала. К завтраку прилагается стакан кофе.
– А нормального кофе тут нет? – Физиономию Альбрехта перекосило от одного запаха.
– О, вот теперь ты и впрямь натуральный фон-барон! – Восхитился неясно чему Олаф.
– Это не он зажрался, это бурду растворимую сегодня еще гаже обычного сварили, – заступился за напарника Пауль.
Ничуть, кстати говоря, не покривив душой. Кормят в лагере неплохо, но от однообразной жратвы потихоньку становится тошно, а кофе местный – и вовсе издевка. Выбора, однако, все равно никакого. Или пьешь сваренную в здоровенном котле бурду, или выливаешь под ближайший куст. Такая альтернатива даже кривящего нос Альбрехта заставила молча уткнуться в стакан. Спасибо хоть, хлеб здесь пекут самый настоящий.
Пауль жует свой завтрак, искоса поглядывая на напарника. Сами собой вспоминаются трескучие лозунги, которыми их заваливали сразу после прибытия. Здесь вся Германия, без оглядки на чины, происхождения, сословия. Нет больше графов и крестьян, рабочих и буржуа, есть единый германский народ, и единство это куется в труде на благо отечества. Ну и все в таком духе. Пауль тогда пропустил эту ахинею мимо ушей. А сейчас, конечно, задумался. Не врут ведь. Будь ты хоть любимый правнук Бисмарка – без обязательной трудовой повинности про университет и думать забудь, и в армии ты такой никому не нужен. Так и останешься отбросом, которому трижды подумают, прежде чем самое последнее дело поручить.
– Ну, пожрали? Пошли скорее, а то опоздаем еще. – Велел Олаф, живо вернув Пауля из воздушного замка прямиком на грешную землю.
– Ладони твои как? – Спросил Пауль, когда очередной рабочий день подошел к концу. В первые дни после прибытия он к вечеру уже ничего не соображал. Только и мог, что передвигать превратившимися в ходули ногами да плестись в сторону койки. Но тело за прошедшее время приноровилось к нагрузкам. Даже странно ощущать себя вполне сносно после целого дня размахивания лопатой. Правда, неприятная ломота в спине так никуда и не делась.