— Мы так с дочкой раньше любили сидеть, когда еще вместе жили, а потом она этого своего горемыку нашла и пошло-поехало. Эх...Ой, чуть не забыла... представляешь, мне Ольга Дмитриевна сейчас пожаловалась. Оказывается, внучка у нее пропала. Вернее, жалуется уже месяц как.
— Да вы что?
— Ага, говорит, к ней из дому ехала, позвонила, мол, выезжаю и всё.
— Надо же... разве так бывает?
— А то как же?! Каждый день, пишут, по сто человек пропадает. А может и больше, не верю я этим в телевизоре.
— А что же полиция?
— Да какой там. Папаша её чистый урод, пьет с женой новой до белой горячки. Девчонка им поперек горла. Мама-то ее, Ольги Дмитриевны дочка, умерла прошлой весной. Он её и довел ведь, гад. Так вот, она давно к Оле собиралась, и вот собралась...
— Ну пусть она в полицию заявление подаст...
— Так она ходила, а ей говорят, а чего папаша по месту жительства не подает? Ты, говорят, ей, бабуля, иди с богом. Небось, говорят, с тобой девка общаться не хочет. Возраст, мол, такой. Раз отец не волнуется там, то все хорошо.
— Ну а что, если ей самой поехать куда там вы говорите?
— Да что ты... Ольга Дмитриевна уже пять лет как в кресле инвалидном. После инсульта аккурат её и скрутило. Деревня-то за шесть часов отсюда, она даже и поехать не может, бедняжка...
— Да уж... И что же, совсем ей помочь некому?
— А кто поможет? Дочка умерла, муж тоже, еще в девяностых паленкой траванулся. Я вот, да Клавдия из седьмого дома остались. Да много ли мы помочь-то можем? Ты ешь, милая, ешь...
Но у меня все мысли были заняты этой самой внучкой. Никому не нужной, пропавшей где-то между городами, девчонкой. И только бабушка ждала ее домой, не в силах даже пойти ее искать.
— Марья Никитична... вы спросите Ольгу Дмитриевну, можно я к ней зайду завтра после занятий? Может я как-то смогу помочь...
— Ой, да что ты, Лизонька, чем же ты поможешь?
— В полицию пойду. Буду ругаться, чтобы искали девочку.
— А и правда. Твоя правда. Вот верно — нам тебя небеса послали, не иначе. Хорошая ты девочка, завтра же и пойдем к Оле. Сегодня уже поздно, а завтра сразу после твоих занятий и пойдем. Будем искать девочку!
***
Утром встретились с Эмкой возле больницы. Я вкратце поведала о своем мини-расследовании, на что подруга снисходительно усмехнулась.
— Я тебе больше скажу, — шептала она, открывая тяжеленную входную дверь в больницу, — там така-а-а-ая любовь была, что даже скандал случился.
— Громова, Панова! Опять опоздали!
Громовой голос Петровича сотряс больничный холл. Я мельком глянула на часы. Черт! Две минуты девятого. Петрович на дух не переносит опоздания.
— Простите, Аркадий Петрович, транспорт плохо ходит, пробка на Васнецова, — тут же пропищала я.
— Ну-ну, — недовольно процедил заведующий и так подозрительно на нас посмотрел, что у меня тут же сердце упало в пятки. Он что-то подозревает или вовсе знает. Ой мамочки... эдак меня из вуза отчислят. Мать прибьет, отец прибьет, дед вообще убьёт.
— Живо переодевайтесь и в мой кабинет. Ну, быстро!
Нам не надо было повторять два раза, после первого мы уже неслись в раздевалку.
— Короче, Вера эта из деревни какой-то, а у Михалюка папа шишка большая. Он не постеснялся на люди вынести это вот все — мезальянс, типа. Думал, сыну стыдно будет народное порицание слушать, и он найдет девку побогаче. А тот уперся, люблю-не могу. Папаша от инфаркта прямо в день свадьбы помер. Прикинь? — все это, задыхаясь от бега, поведала мне Эмка, пока мы переодевались.
