Я в порядке, и ты тоже - страница 2

Когда стало очевидно, что мы не сможем переехать с детьми обратно в Нью-Йорк, не продав на черном рынке какой-нибудь орган, я отыскала самых лучших соседей в нашем университетском городке. Я выбрала единственный дом, который мы могли позволить себе в желаемом нами округе, и теперь отдавала 29 процентов своей зарплаты (не считая налогов) на оплату ипотеки. (Санджею наконец начали платить за его редкие музыкальные обзоры и статьи, которые он писал, тем не менее я подталкивала его к тому, чтобы он пополнял этими деньгами наш анемичный сберегательный счет, вместо того чтобы вкладывать их в дом.)

Эти решения оправдали себя. Стиви уже научилась читать. Они с Майлзом играли на заднем дворе, не покрытом асфальтом. Жизнь, которую мы вели, была не настолько дорога, чтобы из-за почти постоянной безработицы Санджея мы сильно нуждались. И, разумеется, я познакомилась с Дженни, благодаря чему жизнь в пригороде стала казаться мне вполне сносной.

Я любила своего мужа. Я любила своих детей. По большому счету, мне нравилась моя жизнь.

Но я до чертиков устала.

И, может быть, поэтому тем июньским утром, когда Санджей, обернутый полотенцем, сидел, развалившись, и листал телефон, когда я, как заводная, бегала кругом, загибала ресницы, одновременно заталкивая в контейнеры овощную соломку и застегивая молнии на рюкзаках двух бездельников в человеческом обличье, я позволила себе ужасную крохотную поблажку.

Которая заключалась в том, что я призналась себе, что мне действительно хочется уехать.

Мы с Санджеем познакомились шестнадцать лет тому назад в теперь уже почившем в бозе глянцевом журнале Hudson, воображавшем себя любимым детищем Harper Vanity Fair. Я уже около года работала там младшим редактором, когда Санджея наняли помощником музыкального редактора. Притяжение возникло мгновенно, я все еще помню, меня будто током ударило, и мы оба закрыли глаза в тот момент, когда нас представляли друг другу, помню трепет, который долго не проходил у меня внутри после того, как Санджей фланирующей походкой и в полном спокойствии отошел от меня на своих длинных ногах.

Через несколько месяцев мы стали парой. Казалось, мы просто идеально подходили друг другу, и я гадала, почему мы не соединились раньше. Оба мы грезили о литературном творчестве: я хотела писать детские книжки, он – заниматься музыкальной журналистикой – и мечтали когда-нибудь создать семьи, которые были бы счастливее тех, в которых выросли мы сами. Мы часами разговаривали, а потом на какое-то время погружались в самое расслабленное молчание. Все ссоры, которые возникали между нами, быстро решались в постели.

Но через два года я внезапно решила, что готова угомониться, что, в сущности, означало: «Мне всего двадцать пять, и я боюсь, что все это слишком серьезно». Я помню ту минуту, когда я порвала с ним, чего мне не следовало делать, но колесо закрутилось, и я не позволила себе думать о том, что я совершила ошибку. Мы были слишком молоды для того, чтобы выбирать партнера на всю жизнь, и мне казалось, что Санджей со временем все равно порвал бы со мной. Не умнее ли было упредить его и справиться с потерей на своих условиях?

Такова история, которую я несколько лет рассказывала сама себе. Сначала я удостоверилась только в том, что не готова угомониться, встречаясь с вереницей неудачников и ничтожеств. Потом я вступила в полусерьезные отношения с курильщиком марихуаны, который любил меня даже больше, чем травку, и желал знать, почему я отказываюсь сказать ему заветные три слова. В конце концов я объяснила, что не люблю его, и весь следующий год провела в одиночестве. Именно тогда я поняла, что жить без Санджея намного хуже, чем жить в страхе от того, что он может бросить меня. Я совершила ужасную ошибку, возможно, самую большую в своей жизни. Но было слишком поздно.