Но я их не услышала: мой слух заглушил шум собственной крови.
Инспектор Хьюитт и правда мне подмигнул!
Но постойте-ка…
Теперь он потер глаз, оттянул нижнее веко и начал что-то изучать на пальце – вероятно, частичку мусора.
Тысяча проклятий!
Это просто частичка могильной пыли или останков какого-нибудь древнего обитателя Бишоп-Лейси – может, даже моего предка.
Я посмотрела на инспектора с видом профессиональной озабоченности и протянула свой носовой платок.
– Благодарю, – ответил он. – У меня есть.
Затем он продолжил, как будто ничего не случилось:
– Теперь опиши мне все, что происходило, с самого начала, с того момента, как ты приехала на церковное кладбище сегодня утром.
Так я и сделала: рассказала ему о фургоне на кладбище, о викарии и Мармадьюке Парре на крыльце, мистере Гаскинсе в башне, Джордже Баттле, Нормане и Томми и других рабочих в склепе. Я поведала ему, как вынимали камень и о том, как я сунула нос в отверстие за ним. Единственной деталью, которую я упустила, был деревянный сундук, склонившимся над которым я застала мистера Гаскинса.
В конце концов, должна же я позволить бедняге хоть что-то обнаружить самостоятельно.
– Благодарю, – произнес инспектор, когда я закончила. – Если что-то понадобится, я пришлю кого-нибудь в Букшоу.
Всего лишь пару месяцев назад я бы рвала и метала от того, что меня так резко отстраняют. Но кое-что изменилось. Я узнала, хоть и немного, о жене инспектора Антигоне и их семейных трагедиях.
– Ладно, – ответила я. – Всего хорошего!
Думаю, я закончила на правильной ноте.
«Глэдис» ждала меня в траве, и она радостно скрипнула, когда я ухватилась за руль и тронулась в путь.
Когда мы понеслись домой, еще не закончилось время завтрака, и я насвистывала «Землю надежды и славы», а «Глэдис» позвякивала в такт цепью.
Только почти добравшись до дома – на самом деле только миновав каменных грифонов на воротах Малфорда, – я осознала, что упустила две важные вещи. Первая – это вопрос о летучей мыши и о том, как она проникла в церковь. Вторая: если в склепе лежат останки мистера Колликута, где же тогда сам святой Танкред?
Когда в конце длинной каштановой аллеи показался Букшоу, до меня дошло, что я вымокла до нитки. Утренний туман постепенно и почти незаметно, как это любят английские туманы, превратился в моросящий дождь. Я оставила свой макинтош в башне, и теперь мои кардиган, блузка, юбка и носки приклеились к телу, как пропитанные водой банные губки.
«Глэдис» тоже была покрыта комьями и потеками дорожной грязи.
– Нам надо принять ванну, старушка, – сказала я ей, когда мы хрустели по гравию, подъезжая к парадной двери.
Я знала, что отец, Даффи и Фели еще завтракают. Я не могла прокатить «Глэдис» через вестибюль, потому что она слишком грязная, а вход через кухню, по крайней мере в это время дня, находится под контролем миссис Мюллет.
Я приложила палец к губам и безмолвно повела «Глэдис» за угол и вдоль восточной стены дома, остановив ее прямо под окном моей спальни.
– Жди здесь. Я разведаю территорию, – прошептала я.
Я юркнула обратно к фасаду дома и тихо прокралась в вестибюль.
Не стоило беспокоиться. Из столовой доносились привычные звуки завтрака. Отец, как всегда, штудирует последние выпуски филателистических газет, Даффи уткнулась носом в «Монаха», которого Карл Пендрака подарил ей на Рождество. Я не могла не подумать о том, что у него были какие-то тайные мотивы.
