— Наташ, так нельзя, — сказала она, когда я, щелкнув пультом, легла на бок и накрылась одеялом почти с головой. — Я не могу на тебя смотреть. Сердце разрывается, — она присела на край постели и принялась гладить меня по голове. Нежно-нежно. Как в детстве. — Маленькая моя, жизнь не заканчивается на одном неудачном опыте?
— На двух? — спросила я хмыкнув.
— Бывает и так. Ты уже взрослая, сама все понимаешь.
— Не хочу понимать, — ответила я.
В понедельник я смотрела на себя в зеркало и не узнавала. Я словно постарела лет на пять. Безжизненный взгляд, уголки губ, опущенные вниз, как бы я не хотела улыбнуться — не выходило.
Я не нашла силы вернуться в ту квартиру, где мы жили с Никитой, переодеться и взять косметику, воспользовалась тем, что нашла у мамы. Она всегда была женщиной стройной, даже худощавой и когда впервые Никита увидел ее, сказал мне на ухо: “А ты шикарно будешь выглядеть в любом возрасте. Я не прогадал”. Сказал так, чтобы это услышала и сама мама.
— Надень мои туфли. Тяжело весь день ходить на таких каблуках, — предложила она, когда я выбрала в ее гардеробе простую шелковую блузу и длинную юбку. Одежда была немного великовата, но не смотрелась на мне смешно.
— Я только отдам заявление и уйду.
Я так думала ровно до того момента пока не вошла в отдел кадров и не протянула документ Татьяне Федоровне.
— Я не могу у тебя его принять, — сказала она, даже не посмотрев в написанное.
— Почему?
— Вадим Сергеевич просил не принимать.
5. Глава 5
— Что значит не принимать? — спросила я. План, что я строила в голове все воскресенье, рушился.
— Это можешь спросить у него сама. Он уже на месте.
Я посмотрела на дверь, вновь на женщину.
— Вы понимаете, что это нарушение закона? Вы не имеете права не принимать заявление, — спросила я зло, представляя, как мне придется идти по длинному коридору. Двери в некоторые кабинеты будут открыты. И обязательно у Никиты. Он никогда ее не закрывал. Говорил, что сотрудники тоже должны видеть, что начальство работает, а не играется в телефон или гоняет чай.
Не знаю по какой причине, он не приехал к маме на следующий день. Возможно, страдал от похмелья или жаловался любовнице на жену. Меня...
Я слышала, что мама разговаривала с Никитой утром, но не сообщила мне об этом. Она просила его дать время.
— Все вопросы к Вадиму Сергеевичу, — повторила Татьяна Федоровна, не обращая внимания на мои слова. — Пусть сразу поставит визу, если договоритесь, — добавила, когда я взялась за ручку и толкнула дверь.
Не успела я выйти из отдела кадров, как услышала:
— Привет. Опаздываешь.
— Привет, — ответила я, поворачиваясь на голос.
Девушка из маркетингового. Мы с ней никогда особо и не общались. Так, перекидывались парой фраз на обеденном перерыве в кафе. Девяносто процентов своего времени я проводила в компании Никиты. “Я тебе еще не надоела?” — спрашивала его в шутку. Он говорил, что я несу ерунду, и что я для него, как воздух. Видимо, ядовитый, раз захотел дышать еще кем-то.
— Угу, — буркнула я, торопливо шагая к кабинету Власова. И чем ближе подходила к нему, тем сильней сердце начинало стучать.
Дверь в соседний кабинет была распахнута — Никита был на рабочем месте. Он разговаривал по телефону, я слышала его голос. Ровный, уверенный. Обычный. Словно для него ничего не случилось.
Набрав побольше воздуха в легкие, я преодолела следующие несколько метров с закрытыми глазами.
