Злата заметно выросла в художке, изменив стиль живописи. Преподаватели сравнивали её с Бертой Моризо: порывистые похожие мазки, расплывчатость силуэтов, фигуры словно растворяются в дымке красок.
– Всё зыбкое, летучее, понимаешь? – убеждённо сказала она Андрюше.
Они сидели на Бабаниной кухне. За окном заунывно пела метель, швыряла охапками снега в узорчатое окно, гремела, хлопала жестяными листами на крыше, но дома было тепло и уютно. Нет ничего лучше, чем сидеть рядышком, ладонями обнимать большие кружки с горячим чаем и болтать обо всём. Можно повернуть голову на мгновенье и поймать разноцветный перепляс ёлочных огней в зале, вполуха слушать, как Бабаня негромко стучит спицами, а из телевизора чопорно доносится: «Лауреат «Песни года…»».
– И люди?
– Конечно! Знаешь как? Они мягко, плавно перетекают из одного состояния в другое.
– Жизнь и смерть слишком полярны, – возразил Андрюша, она засмеялась: – Нет, это ты слишком приземлённый. У тебя два варианта: отрезать или пришить.
– Не только. Можно ещё сломанное починить.
– Да помню я, помню, и рану гнойную вычистить и швы наложить. Вот что ты тут сидишь? В Москве бы уже на курсы какие-нибудь ходил.
– А мне здесь нравится, у меня тут практика, – сказал Андрюша, а Злата загордилась им ещё больше.
Неожиданно жизнь изменилась в лучшую сторону откуда совсем не ждали. Сначала работу Златы отправили на международный детский конкурс, где она заняла второе место, а затем опубликовали в журнале «Юный художник». Её лучшая картина, трудилась над ней самозабвенно, выкладывая на холст нежные романтические чувства. Московский парк в буйстве осенних красок, природа ещё не увяла и купается в оранжевом сиянии низкого солнца, две фигуры, держась за руки, уходят вдаль по усыпанной листьями дорожке. Картина сочная, яркая, пронизанная внутренним светом, выполнена маслом короткими мазками её любимым мастихином. С тыльной стороны твёрдой рукой вывела – «Солнце рыжего цвета», Москва, Воронкова Злата, 1995 г.
И понеслось, полетело: Золотая девочка, новое поколение русских импрессионистов, юная москвичка покоряет Европу. И только Андрюша знал истоки такой манеры. Изольда Павловна, с её размашистыми танцующими движениями рук у мольберта оказала настолько сильное влияние, что стала и фундаментом и мерилом в искусстве. Вместе с несвойственной подросткам философией об исчезновении людей за чертой невозврата, это образовало тот чудный сплав, собственный стиль Золотой девочки, о котором говорили и писали.
Эпитеты обрушились щедрой манной, кроме внезапной славы принеся и первые деньги. Один из новоявленных богатеев предложил за картину целых триста долларов, баснословная сумма по тем временам. В его кабинет на Басманной Злата пришла вместе с отцом, прижимая к себе художественную папку. Взволнованный отец не знал как вести себя с приглаженным, толстым дядькой с отвисшей губой. Он восседал за большим столом под российским флагом и двумя гербами. Покупатель одышливо поднялся навстречу и снизошёл лично потрепать гения по голове. Неприятно, ещё противнее стало, когда он снисходительно протянул папе пухлую руку с массивной печаткой на сарделечных пальцах и церемонно сказал:
– Московский дворянин Аксёнов Лев Эдуардович.
Белая рубаха его натянулась на толстом брюхе, перехваченном ремнём посредине. Верхняя часть оказалась намного больше и угрожающе нависала над нижней. Здоровяк папа, видимо, от смущения не рассчитал силу рукопожатия. Московский дворянин поморщился, затем потёр руку и провёл ею по прилизанным чёрным волосам. Папа смешался ещё больше и торопливо всучил завёрнутую картину. Лев Эдуардович развернул её, удовлетворённо кивнул и спросил как торговку на рынке:
