Когда я подошел к его усадьбе, глазам моим представилась такая картина. По всему угору, как муравьи, рассыпались школьники.
Одни копали ямки для посадки крыжовника, смородины, другие садили кусты, третьи поливали посаженное.
Там вскапывали грядки для пикировки сеянцев и для новых посевов, тут рассаживали на грядке прошлогодние сеянцы.
Рудый ходил среди них, указывая где, что и как садить, копать
– Ну, что, – спросил я, здороваясь с Рудым – как сохранились ваши питомцы?
– А вот, смотрите.
И он подвел меня к грядке, на которой зимовали сеянцы.
Все они были уже выкопаны, и больше половины их лежало хворостом, в куче, а остальные были рассажены пореже на другой грядке и уже стали двигаться в рост.
– Вот эти уже не погибнут от морозов. А погибнут – туда им и дорога, все равно из них ничего бы не вышло.
С той поры я часто стал бывать в саду у Рудого. Он и вся его семья, как муравьи, копошились на усадьбе.
Сад пополнялся все новыми и новыми сеянцами. Появились сеянцы груши, сливы, ореха грецкого, дуба, вяза, клена и других, редких на Урале деревьев.
Как-то в конце лета, в одно из моих посещений, Кузьма Осипович сказал мне:
– Ну, а теперь пойдемте, я угощу вас своими яблочками.
Мы пошли в сад. Яблони были немножко выше человеческого роста. На некоторых из них красовались чуть румянившиеся небольшие, в грецкий орех, яблочки.
Рудый сорвал одно из них и сказал:
– Вот, попробуйте.
Яблочко оказалось съедобным, но немного кисловатым.
Впервые ел я тогда уральские яблочки.
И в тот день твердо решил заняться их выращиванием.
Было это давно – в 1908 году.
Прошло с той поры пять лет. Жизнь моя складывалась так, что я никак не мог осуществить своей заветной мечты.
Чтобы заняться садоводством, надо было где-то крепко «осесть»: приобрести клочок земли.
В 1912 году поехал я в Екатеринбург. Работали мы с женой оба: я служил бухгалтером, жена учительствовала.
Через полтора года удалось приобрести клочок земли. Теперь можно было заняться выращиванием яблонь.
Я сообщил сразу же Рудому о своей радости. Он прислал мне саженцев всякого рода. Тут были и сеянцы яблони, и кустики крыжовника, смородины и барбариса.
Все это я прикопал в лежачем положении в землю и оставил так до весны.
Наступила весна 1914 года. Мой приятель, тоже садовод-любитель, получил откуда-то из-под Москвы около тридцати привитых яблонек разных сортов и охотно предоставил мне выбрать из них три яблоньки любого сорта. Я помнил, что у Рудого такие яблоньки вымерзали, но был убежден, что и среди культурных, привитых сортов можно найти такие, которые устоят против наших морозов.
Яблоки же Рудого мне не нравились: слишком мелкие и терпкие. Я мечтал о крупных, сочных, сладких яблоках.
Вот почему я с радостью выбрал у приятеля три яблоньки: Апорт, Грушовку и Боровинку.
Апорт, я знал, дает самое крупное красивое и вкусное яблоко. Боровинка намного уступает ему, а Грушовку взял наугад, не зная ее вкуса и только предполагая, что она чем-то схожа с грушей. К тому же она созревает уже в августе, раньше Апорта и Боровинки.
В начале лета приехал Рудый. Посмотрел он на мои культурные яблоньки и скептически усмехнулся:
– Ничего не выйдет. … Погибнут.
– Ну, и пусть гибнут. А попробовать все же следует, – ответил я.
– Я тоже в это дело не верю, – сказала моя жена: – не верю, что у нас будут свои яблоки. И смотрю на его работу в саду, как на пустое увлечение.
