Будь у Булксу больше времени, он бы увидел, как на его глазах творится история, а палатин Старшей Лендии Драгомир бьет челом и приносит клятву кагану хунгуров. Но голова в правой руке Булксу напоминала об обязанностях. Он шел к юртам, шатрам, туда, где у двухколесной повозки, запряженной каурыми лошадьми, ждала его жена Конна и сын. Маленький, всего шести весен Могке, что выставлял нетерпеливое личико в малахае над бортом.
Булксу подошел ближе, осторожно положил мешок на повозку, а потом сам туда вскочил. Поцеловал и обнял жену. Схватил и поднял Могке. Целовал, прижимал к груди, а в глазах его светилось счастье.
– Могке, малыш мой. Мой сынок, моя душа, жеребенок мой, – шептал он. – Могке, отцу твоему дали важное задание. Отец твой выслужится кагану, а милость падет и на тебя тоже. Может… займешь свое место в юрте по правую руку от владыки?
– Долго тебя не было, – сказала жена.
Булксу поставил сына на повозку.
– Нужно ехать. Зови рабов, подданных сестер и твоего брата Тормаса. Мне нужны будут силы. Все кони, все мужчины. Пусть аул объединится, словно связка дротиков, пусть станет единым копьем в моей руке. Если удастся, то станем великими. Куплю тебе… рабыню. Коней, новую, лучшую юрту. Тотемы и драгоценности. Заушницы и эти… лендийские обручи на голову.
– Сто это? Папа? Сто это? – спросил маленький Могке, кладя руку на мешок и пытаясь катать его, словно был это набитый шерстью мяч.
– Это наше счастье и слава, сын мой. Не трогай, пусть лежит. А то еще укусит!
2
– Возвращаемся едва живые, – сказала Венеда. – Лишь заступничеству Ессы можем быть благодарны, что наш пепел не развеял ветер. Но когда мир рушится, когда нет мужа, нет королевства, а дела становятся жесточе, чем бездна Чернобога, Дружица – еще стоит.
– Тут пока не было хунгуров, – сказал Прохор, домарат родового гнезда Дружичей. Толстый, мощный, с длинными прямыми волосами, связанными ремнем. От него исходило тепло, а еще чувствовался запах дыма, потому что они застали его у ям для вяленья рыбы.
– Возьми у меня Яксу. Он едва жив. Пусть Люта положит его спать.
– Мама, я не хочу спать, – сказал мальчик, хотя глаза его закрывались сами по себе. – Мама… я забыл лошадку, где моя лошадка? Где?
– Ты оставил ее в Дзергоне, – вздохнула Венеда. – Град сгорел, потом народец убил моего родственника, Стурмира. И потом пришли хунгуры и выбили оставшихся под корень. Мы едва сумели уйти в леса.
– А-а-а! Лошадка!
– Забрали твою лошадку.
– Тогда я им головы отрублю! – вскинулся Якса.
– Завтра утром. Как выспишься, малыш. Да заберите его, у меня руки отваливаются.
– Я не пойду без мамы, – взбунтовался мальчик.
– Не пойдешь. Люта тебя отнесет, – Венеда с облегчением отдала мальчика служанке.
Спустилась с повозки, приподнимая край истрепавшегося, грязного платья.
– Мы выехали с пятью воинами и тремя слугами. Возвращаюсь одна, с одним едва живым волом вместо лошадей.
– Милостивая госпожа… – начал Прохор. – Дурные вести пришли перед вами. Это правда, что…
– Господин наш, Милош из Дружичей, погиб на Рябом поле. Напав на кагана Горана Уст-Дуума. Убил его и сам пал, посеченный. Не знаю, кто подговорил его на такое безумие. Завтра я срежу волосы, оденусь в черное. Завтра стану выплакивать глаза, хоть и не знаю, дождусь ли его похорон. Все завтра… Если доживем. Веди…
Он подал ей руку, поддержал, когда они шли через майдан прямо к семейному палацию. Дружица выстроена была иначе, чем обычные грады и крепостные башни лендичей. Квадрат палисада окружал майдан, конюшни, кузницы и хаты слуг. Позади, за вторым частоколом, были загоны для скотины, сараи и амбары. А на небольшом холме стоял простой каменный палаций с двускатной крышей.
