Якудза, или Когда и крабы плачут - страница 11

…Теперь Крымова мяли пальцы дежурного врача хирургического отделения городской больницы. Несмотря на субботний вечер, этот мужик оказался на удивление трезвым, и после прощупывания брюшной полости пришел к заключению, что больного придется оперировать.

– Когда? – хмуро спросил старший конвоя.

– Что когда? – не понял хирург, ополаскивая под краном руки.

– Оперировать когда будете?

– Ну-у, во-первых, придется все анализы сделать, так что не раньше чем в понедельник, – пожал плечами врач, и Седой увидел, с какой неприязнью он покосился на прапорщика. Потом спросил, кивнув на синюшного от побоев пациента (а ведь старался, очень старался тюремный лепила, прибирая своего клиента в горбольницу, даже кровяные подтеки спиртом протер и голову от спекшейся крови отмыл): – Что, клиент, поди, с нар ненароком упал?

– Не, – ощерился старший конвоя. – Это его опера приложили, когда с риском для собственной жизни брали. Опасен, с-сука, весьма опасен.

– Убийца, что ль? – подыграл ему хирург.

– Угу, – подтвердил прапор и, видимо считая вечер вопросов законченным, перешел на доверительный тон: – И поэтому его необходимо определить в отдельную палату.

– Знаю, не впервой, – буркнул врач, однако тут же поинтересовался: – А если вдруг убийца этот сбежать надумает?

Конвоир снисходительно хмыкнул:

– Да куда он на хер денется? Я же с ним охрану оставлю.

И опять Седого везли на каталке, но теперь по больничному коридору, где пахло йодом, лекарствами и еще чем-то необыкновенно знакомым, что сопровождало его порой по жизни. Потом в небольшой одиночной палате санитары перегрузили пациента на кровать с белой простынью, что уже казалось счастьем, и его избитое, ноющее от побоев тело словно растворилось в этом медицинском комфорте.

Врач, добрая душа, чтобы облегчить страдания больного, вкатил ему какой-то укол, после которого не только отступила разлившаяся по телу боль, но и сами собой стали закрываться глаза, мозги заволокла подступающая дремота и он словно проваливался в состояние невесомости, вздрагивая каждый раз, когда воспаленное сознание возвращало его в пресс-камеру СИЗО. Перед тем, как его забрали в санчасть, над ним склонился Сиська и почти в самое ухо прошептал доверительно:

– Ты того, Седой… только не вздумай в ящик сыграть. А насчет малявы не волнуйся. Считай, что она уже в кармане Мессера.

Проснулся Крымов от прикосновения к плечу и даже удивился тому, что сразу же открыл глаза. Палата была наполнена длинными, с багряной подсветкой лучами заходящего солнца, и он не понял даже, сколько же проспал после укола. Привыкнув к этому солнечному свету, которого он был лишен в камере, уже более осмысленно всмотрелся в лица трех мужиков, которые прервали его сон. Тот, который тронул его за плечо, оказался врачом, сменившим дежурного по отделению, второй – спортивного телосложения брюнет, истинные корни которого выдавал корейский разрез глаз, и третий – уже чистой воды кореец, видимо потомок оставшихся в СССР после того, как закончилась война в Корее.

Седой покосился на прикрытую дверь, и в его мозгах стало кое-что проясняться.

Предназначенный для охранника стул был пустой, а это значило, что появившиеся в палате незнакомцы не желали иметь лишних свидетелей при разговоре с пациентом. Он перевел взгляд сначала на врача, затем на одного брюнета, потом на другого, и тут же подвел итог своему экспресс-исследованию. Если этот приятной наружности посетитель в дорогом, прекрасного покроя сером костюме и имел какое-то отношение к силовым структурам, то не иначе как к офицерскому корпусу, причем в звании не ниже майора. Теперь надо было ждать дальнейшего развития действий, причем первый ход должен был сделать именно владелец корейского разреза глаз.