– Что тут происходит? – бормочу под нос, не в силах оторваться.
На краю площадки собралась компания наблюдателей. Огромный деревянный сундук стоит неподвижно, но его крышка медленно приоткрывается и закрывается, будто даёт указания. Рядом с ним качается на тонкой ножке масляная лампа, её пламя переливается всеми цветами радуги. Возле неё бумажный фонарь. Его свет то вспыхивает ярче, то гаснет. Неужто смеётся?
А ещё на камне элегантно сидит фарфоровая кукла. Её лицо – безупречно расписанное, холодное и надменное – не выражает никаких эмоций. Она лениво обмахивается веером, сделанным из старого шёлка.
Шарик снова подлетает вверх, его подхватывает третье существо – дзоригами. Часы, о которых забыли хозяева. Их поверхность покрыта вмятинами и трещинами, но дзоригами движется так плавно, что это вызывает у меня невольное восхищение.
Каса-обакэ промахивается, и шарик катится к краю площадки. Сундук резко скрипит, громко высказывая своё недовольство. Остальные начинают хихикать, переговариваться, а каса-обакэ, кажется, даже умудряется покраснеть.
Я ловлю себя на том, что невольно улыбаюсь. Какой абсурд. Но это тоже жизнь.
Пожалуй, именно это мне и нужно было перед сном.
Но потом шарик влетает прямо мне в грудь.
Бар, в котором сидит Уёми, находится на последнем этаже старого здания в самом сердце Токио. Уютно, сдержанно оформлено в традиционном стиле: деревянные панели тёмного цвета, бумажные перегородки, которые слегка приглушают свет, создавая мягкое и даже тёплое освещение. На полках за стойкой красуются бутылки саке, виски и редких ликёров, каждая с элегантной этикеткой. В воздухе витает тонкий аромат жареного кунжута и цитрусовых ноток юдзу.
Уёми расположился за угловым столиком, чуть в стороне от остальных, так, чтобы видеть всех, но избежать лишнего внимания. Перед ним небольшая керамическая бутылка саке, напиток заполняет маленькую чашечку. Рядом аккуратно расставлены закуски: тарелка с ломтиками копчёного угря, посыпанного зелёным луком и семенами кунжута. Крошечная миска с маринованными огурцами и морковью. И блюдце с хрустящими рисовыми крекерами, пропитанными соевым соусом.
Уёми держит чашечку двумя руками, медленно подносит её к губам, наслаждаясь богатым, слегка сладковатым вкусом. Его взгляд устремлён в большое окно, выходящее на город. Токио расстилается как бесконечное море огней: неоновые вывески, фары машин, бесчисленные огоньки высоток. Ночной воздух, несмотря на стекло, будто доносит отголоски мегаполиса – тихий гул движения и шум голосов.
Кроме Уёми здесь есть другие посетители. За стойкой сидят несколько человек. Молодой мужчина в строгом костюме, судя по всему, офисный работник, слабо улыбается бармену, который только что поставил перед ним оранжевый коктейль. Два пожилых японца переговариваются тихими ровными голосами, обсуждая, кажется, что-то связанное с политикой. Одна женщина в элегантном красном платье читает книгу, поставив рядом чашку зелёного чая.
В центре зала группа из трёх студентов оживлённо разговаривает, то и дело посмеиваясь над шутками. У них на столе пиво и тарелка с такояки, которые они делят между собой. Бармен ловко перемешивает ингредиенты для очередного коктейля, звеня шейкером.
Уёми же сидит неподвижно, словно его не касается ни шум студентов, ни лёгкий смех женщины за соседним столиком. Его лицо остаётся бесстрастным, но в глазах читается нечто большее: напряжённое ожидание, задумчивость, возможно, тень тревоги. Он будто погружён в собственный мир, где Токио за окном – не просто город, а что-то куда большее, полное загадок и опасностей.
