Поскольку я был в отличной физической форме благодаря предвоенным занятиям спортом, а также из-за моего хорошего знания немецкого языка я был лично отмечен Фридрихом Еккельном[8], верховным руководителем СС и полицией Остланда, который прибыл на инспекцию батальона в середине марта 1942 года. По его личному указанию мне было присвоено звание унтер-офицера, и я был назначен инструктором 2-й роты батальона по физической подготовке…
День 2-й
9 сентября 1945 года
Эпизоды сна были не связанными, картины менялись одна на другую, подчиняясь только какой-то необъяснимой общей фабуле, построенной подсознанием Александра. Вот он с одноклассниками покупает горячие бублики у уличной торговки с плетёной корзиной на животе. Одноклассники смеются, что-то рассказывают наперебой. Мимо идут прохожие, нарядные и счастливые. Красные флаги на столбах еле колышутся тёплым ветром. Из репродуктора громко играет какой-то марш. Праздничный, солнечный, ласковый день безмятежного конца мая, наполненный детским весельем и ожиданием больших летних каникул…
Вот он, уже подросший, повзрослевший, получает аттестат зрелости на школьной линейке, в окружении своих одноклассников. Благоухающий запах сирени вокруг. Лицо матери, доброе и ласковое. Мать стоит вместе с другими радостными родителями на школьном дворе. Александр, гордый хорошими оценками аттестата, смотрит на улыбающуюся мать и ощущает безмерное счастье, наполненное ощущением светлого будущего молодого парня, у которого вся жизнь впереди…
Вот он в форме курсанта военно-юридической академии, подтянутый и стройный, идёт с какой-то девушкой по бетонной дорожке летнего зелёного парка. Девушка с мороженым в одной руке что-то весело говорит ему, он отвечает. Он видит восхищённые взгляды стайки встречных девчонок-старшеклассниц, и эти взгляды нравятся ему и вызывают ощущение гордости будущего командира Красной Армии.
Весь сон был цветным, безмятежным и состоял только из позитивных моментов – никакой грусти, никакой тревоги, никакой войны.
Сон его был прерван звоном металлической посуды. Как ни старался Александр хоть ненадолго продлить эти мгновения то ли сна, то ли добрых воспоминаний, это ему не удалось. Он окончательно проснулся. Голова почти не болела, да и общее самочувствие несколько улучшилось. Он попробовал широко вздохнуть, но это не совсем ему удалось, терпимая боль в груди ещё оставалась.
В избе было по-утреннему свежо, но не холодно благодаря недавно затопленной печке. Единственное окно запотело, и капельки воды прочертили его сверху, остановившись на смоляной замазке в нижней части. Сквозь окно внутрь избы пыталось проникнуть яркое утреннее солнце бабьего лета, обычного в этих краях в середине сентября.
Хозяин избы, одетый в шерстяной свитер, по-видимому, что-то готовил у стола, мешая алюминиевой ложкой в котелке. К привычным уже запахам добавился запах пряной тушенки.
Благодаря этому запаху Александр почувствовал, что был явно голоден. Он помнил о единственной галете, съеденной вчера, но время, когда он полноценно поел в последний раз, так в памяти пока не восстановилось.
Александр попробовал в мыслях проанализировать ход последних событий. Частично ему это удалось. Память явно понемногу возвращалась. Возвращалась она пока разрозненными эпизодами, без чётких очертаний, обрываясь на последних событиях, произошедших с ним, но отчётливо наполненная событиями вчерашними.
