– Это приказ?
– Это… пожелание.
– Пожелание – это приказ. Все слышали?!! Читать Бродского! Буггааа!
– Бродского… Бродского… – полетело во все края.
– Бро-о-о-о-цкий, бро-о-о-о-цкий, – отозвались лягушки в пруду за тридевять земель, начиная ночной концерт.
Стояла, слушала все это. Улыбалась. Отмахивалась от ветра веточками:
– Да ну тебя с твоими обнимашками!
Вот-вот станет совсем темно. Пора. Бабушка беспокоится.
Ну… давай, Полина… ойе. И – вот она. Такая маленькая посреди такого огромного поля. Устала.
– Если желаешь, – загудел Дуб, – я могу тебя магией по воздуху перенести. Прямо до твоего дома. Буггааа…
– Спасибо, конечно, за предложение. Но не думаю, что летящая над деревней в темноте Полина, – это то, что жители привыкли видеть. Могут и на костре сжечь за такое.
– А что, у людей такое бывает?
– Еще как бывает. Книги читать надо.
– Это приказ?
– Это… проехали.
– Ясно. Проехали. Все слышали?! Буггаа…
«Фух. Теперь понимаю королей. Трудная работа».
*****
– Я вам говорю, бабуля, это не шутки. Дымоход со щелями. Надо замазать. Нанять кого-нибудь, – дядька в форме явно сердился. – Через неделю проверю. Нет – выпишу штраф.
Взглянув на Полину, он надел фуражку и вышел.
– Ой, что ж делать мне. Во беда… – сокрушалась бабушка. – Как же это… Разве что Игната попросить… Так он же самогонкой не берет… Полпенсии вытянет. Ох, беда…
– Не надо, мать. Какой Игнат? Зачем Игнат? Я, что, сам не замажу? Замажу. Скажи, Полинка?
– Что ты замажешь? Замажет он. Задницу ты замажешь! Ты ж не просыхаешь! Работник.
– Во, мать, это ты зря. Зря. Я, что, не понимаю? Игнат понимает, а я тебе не понимаю. Чтоб починить трубу, что надо? Инструмент и глина. Вот. Так, Полин? У меня есть. И инструмент, и глина. С утра завтра приду – и сделаю. Все? Все. Полина, скажи ей. Зачем Игнат?
И дядя Петя размахнулся, чтобы шлепнуть проходящую мимо Полину по… В общем, она увернулась.
9
В комнате было холодно, отопление все никак не включали.
Полина сидела на краешке стула, поджав колени, спрятав пальцы в рукава свитера, и рассеянно слушала Пашу, сосредоточив внимание в основном на кончике его носа.
Паша перехватил взгляд.
– Ну вот ты слушаешь или нет, Поля? Я ж объясняю тебе: вот скобки, вот слагаемые. Это умножаешь на это, потом это – на это. Дальше…
– Паша, вот это на это?
– Нет. Вот это на вот это.
– Ага… ясно.
– Ну что? Поняла?
– Вроде да.
– Тогда я сейчас напишу тебе один пример, а ты посчитаешь.
– Окей.
Полина что-то писала. Паша ворчал, смешно морщил нос, поправлял очки, перечеркивал, исправлял, снова объяснял.
– Ну что? Теперь поняла?
– Паш…
– Мм?
– Ты так хорошо объясняешь. Просто супер. Фантастиш.
Полина встала со стула, подошла к полке, взяла крабика, прижала его к груди и вернулась к столу с трогательно-просительным выражением на лице.
– Паш, не в службу, а в дружбу, а не мог бы ты объяснить еще раз все то же самое Злюньчику?
Паша, с прыгающими очками на лице, готовился открыть было рот, чтобы высказать все, что он думает о таких несерьезных ученицах и…
– Паш, чаю сделать?
*****
1 января, 0.55 утра
Заснеженные улицы, люди, лица, хлопушки, огни, смех. Две фигуры: одна – покрупнее, вторая – поменьше, в колпаке Санта-Клауса.
– У тебя сколько осталось?
– Одна штучка.
– У меня три. Пошли возле елки бабахнем.
– Пошли.
1.10. Возле елки
– Поля, а знаешь, что у меня есть?
– Знаю.
– Что?
– Я.
– Что я?
– Я у тебя есть.
– Ааа… нет. Ну в смысле… я имел в виду… вот.
