Из мыслей меня вырвали полисмены, которые спустились по лестнице, громко провозглашая:
– Обед! Время жрать, ублюдки!
Кричал тот, который не смог отыскать ключа от моих наручников, за ним все с той же улыбкой следовал дружок.
– Время жрать! Шериф заботиться о вас, отребье!
Они открыли камеру Тессы и поставили поднос с едой на пол.
– Кушай, красавица, – улыбнулся полицейский. – Поверь мне, малышка, таких угощений ты не отведаешь и в лучших ресторанах Мистрейда.
Тесса, к моему удивлению, промолчала. Я был уверен, что она ответить какой-нибудь колкостью этому дерзкому пареньку.
– Генри, чего встал?! – закричал он на своего тугодума-напарника. – Тащи поднос этому здоровяку в углу.
Они закрыли камеру Тессы и подошли к моей.
– Надеюсь, ты нашел ключ? – осведомился я, поднимаясь.
– Ах да, точно. Вот же он, – он достал ключ из своего нагрудного кармана и продемонстрировал мне. – Представляешь, он всегда здесь лежал. Вот я растяпа.
Парень ударил себя ладонью по лбу.
– Но ты же не в обиде, правда?
– Ни в коем случае, – проговорил я.
– Вот и отлично.
Он отпер мою камеру и сказал своему напарнику:
– Давай Генри, поставь поднос и сними с него наручники.
С лица второго наконец-то сползла идиотская ухмылка, и он уставился на своего друга.
– Чего смотришь? – первый бросил ему на поднос ключ от моих наручников. – Заноси! Давай, живее!
Полицейский занес в мою камеру поднос и, наклонившись, поставил его на пол.
– Теперь, Генри, дружище, сними с нашего приятеля кандалы, чтобы он мог вкусить столь аппетитные яства.
Генри взял с подноса ключ и посмотрел на меня с опаской. Он боялся меня и, хоть я никогда не был озлобленным или злорадным человеком, признаюсь честно, мне это доставило определенное удовольствие.
– Шевелись, Генри! Нам тут вечно торчать придется?! – закричал на него напарник, стоявший за пределами моей камеры и готовый в любую минуту закрыть дверь клетки, прояви я хоть малейшие признаки агрессии. Он тоже боялся, и мне это льстило, пусть я и не мог всерьез представлять для них какой-либо угрозы.
Я вытянул руки и улыбнулся, предлагая Генри снять с меня наручники. Тот, пару секунд поколебавшись, неуверенно направился в мою сторону.
– Не волнуйся, дружище, – подначивал его напарник. – Я тебя прикрою. Пусть только дернется. Я пущу ему пулю в лоб. Ты же знаешь, как хорошо я стреляю. Пусть только попробует напасть, и я всажу ему пулю аккурат между глаз.
По виду Генри, который дрожащими руками вставил ключ в замок на моих кандалах и медленно провернул его, становилось ясно, что он отнюдь не так уверен в способностях своего напарника, как тот хвастает. Но я, конечно же, не собирался ничего предпринимать, и когда оковы спали с моих запястий, лишь тихо произнес:
– Благодарю.
Генри сделал два шага назад, затем развернулся и быстро покинул камеру.
– Ну, вот видишь, – оскалился его друг, закрывая мою камеру. – Никаких проблем. Кроткий, как ягненок.
Когда они покинули наш подвал, я подошел к подносу. В тарелке была налитка какая-то неприятно пахнущая похлебка, по-видимому, состоящая из одной только вареной капусты. К ней я притрагиваться не стал, а взял лишь стакан воды и ломтик белого хлеба и снова вернулся в свой угол камеры.
– Отвратительный запах, – сообщила Тесса, сморщив носик над похлебкой. – Как такое вообще можно есть?
– Проведешь здесь дней пять и не такое станешь уплетать за обе щеки, – отозвался я, жуя свой хлеб и запивая его водой.
